Пространство Откровения
Шрифт:
Телекамеры ни на секунду не выпускали из поля зрения «Плацдарм», и даже сейчас его изображение парило в голографической сфере, будто находилось совсем рядом с «Ностальгией по бесконечности», хотя на самом деле их разделяло около миллиона километров. «Плацдарм» был виден в профиль с той минуты, как он вышел из троянской точки, – прежде висел, сориентированный на девяносто градусов по ходу часовой стрелки от линии, соединяющей Гадес с его невидимым отсюда спутником. Ни тот ни другой корабль не занимал истинной постоянной орбиты, но слабое гравитационное поле Цербера давало возможность удерживать их на заданных траекториях с минимальным расходом топлива на коррекционную тягу.
С Силвестом в рубке сидели Садзаки и Хегази, освещенные красноватым сиянием дисплея. Красный цвет преобладал. Гадес был достаточно близок, чтобы выглядеть пурпурным пятном, а Дельта Павлина, хотя и далекая, роняла ржаво-красные лучи на все, что кружилось в ее системе. И поскольку дисплей был единственным источником света в рубке, часть красноты досталась и ей.
– Где же, тысяча чертей, застряла эта корова Вольева?! – шипел Хегази. – Ей давно пора показывать в действии свою адскую машину.
«Неужели эта баба рискнула сделать то, о чем еще ни разу не осмелилась завести речь? – подумал Силвест. – Неужели решилась сорвать атаку, хотя весь замысел операции принадлежит ей самой?»
Если так, значит он совершенно не понял характера этой женщины. Она решила свалить на него свои грехи, руководствуясь бредовыми галлюцинациями другой идиотки – Хоури… Но как можно было принять их всерьез? Да нет, она просто разыгрывала адвоката дьявола, проверяла прочность убеждений Силвеста!
– Молись, чтобы дело обстояло именно так, сынок, – шепнул ему Кэлвин.
– Ты что же, теперь читаешь мои мысли? – громко спросил Силвест, решив пока ничего не утаивать от неполного триумвирата, собравшегося в рубке. – Недурен фокус, Кэлвин.
– Можешь назвать это прогрессирующей адаптацией, – продолжал внутренний голос. – Согласно ряду теорий, если позволишь провести у тебя в мозгу достаточно долгий срок, может произойти нечто именно в этом роде. А если без шуток, дело вот в чем: я построил модель твоих нервных процессов и продолжаю совершенствовать ее. С каждым днем она все реалистичнее. Сначала я мог лишь коррелировать то, что считывал с твоих реакций. А теперь мне не нужно ждать реакции, чтобы догадаться, какой она будет.
– Ну, так прочитай вот это: а пошел ты в…
– Если хочешь отделаться от меня, – сказал Кэлвин, – то мог бы сказать это еще несколько часов назад. Однако похоже, что ты привыкаешь к моему присутствию и оно тебе даже нравится.
– Это временно, – возразил Силвест. – И не вздумай сам привыкнуть, Кэл. Я вовсе не планирую видеть тебя здесь постоянно.
– Меня беспокоит твоя жена.
Силвест глянул на триумвиров. Внезапно ему расхотелось позволять, чтобы они слушали его половину разговора с Кэлвином, а поэтому он мгновенно переключился на «внутренний» диалог:
– Я тоже беспокоюсь о ней, но это совершенно не твое дело.
– Я видел, как она среагировала на попытку Вольевой и Хоури перетащить ее на свою сторону.
Да, подумал Силвест. И кто, говоря по совести, способен упрекнуть ее за это? Ему самому было достаточно неприятно, когда Вольева внезапно ввернула в разговор имя Похитителя Солнц. Точно глубинную бомбу сбросила. Конечно, Вольева не могла знать, сколь огромное значение имеет это имя, и поначалу Силвест надеялся, что жена не вспомнит, где его слышала, или даже вообще не вспомнит, что слышала. Но Паскаль слишком умна. И это одна из причин, по которым он ее любит.
– Это не значит, Кэл, что им удалось добиться своего.
– Я рад, что ты так уверен в себе.
– Она не попытается остановить меня.
– Ну, это еще вопрос, – сказал Кэлвин. – Видишь ли, если она считает, что ты встал на опасный путь, и если любит тебя так, как это представляется мне, то попытается тебя спасти. Это вытекает как из любви, так и из голой логики обстоятельств. Впрочем, возможны и другие варианты. Это не значит, что она вдруг тебя возненавидит или будет извлекать удовольствие, препятствуя осуществлению твоих амбиций. На самом деле все обстоит наоборот. Мне кажется, твоя целеустремленность пугает ее.
Силвест опять взглянул на дисплей, на точеный конус «Плацдарма».
– Вот что я думаю, – снова заговорил Кэлвин. – В происходящем есть нечто, пока ускользающее от нашего восприятия. Надо быть очень и очень осторожными.
– Кажется, до сих пор я и был очень осторожен.
– Я знаю. Тот факт, что где-то рядом таится опасность, сам по себе увлекателен. Это как приглашение двигаться дальше. Ведь именно такое у тебя возникает ощущение, признайся. Любой аргумент, который против тебя выдвигают, только укрепляет твою решимость. Это потому, что новая порция знания вызывает у тебя новый приступ голода и этому голоду ты не способен противостоять, даже понимая: то, чем ты объедаешься сегодня, может завтра тебя погубить.
– Я сам не мог бы высказаться лучше. – Силвест подивился тому, насколько же отец прав. Но уже через секунду он выбросил эту мысль из головы, повернулся к Садзаки и громко спросил: – Где черти носят эту проклятую бабу? Неужели она не понимает, что нам надо работать?
– Я здесь, – сообщила Вольева, вошедшая в сопровождении Паскаль.
Она молча вызвала пару кресел, и обе женщины поднялись к центральному ряду, где устроились неподалеку от остальных. Отсюда спектакль, разыгрывавшийся на дисплее, был виден лучше всего.
– Тогда пусть грянет бой, – повелел Садзаки.
Вольева вызвала тайный склад. Это был ее первый контакт с тамошними ужасами после инцидента с мятежной пушкой.
Где-то на задворках мозга копошилась мысль, что в любое время любое из этих орудий может повести себя столь же своевольно и непредсказуемо. Илиа никак не могла изгнать эту противную мысль, но была готова встретить опасность лицом к лицу. А если Хоури сказала правду, если Мадемуазель, захватившая тогда управление орудием, сейчас мертва, поглощена беспощадным Похитителем Солнц, то уже не она, а кто-то другой, возможно, попытается завладеть сверхмощными артсистемами и сорвать планируемый удар.