Пространство (сборник)
Шрифт:
И сколько в жизни ни ворочай
Дорожной глины, вопреки
Всему ты в дом вернёшься отчий
И в угол встанут сапоги...
И пусть — хоть лет под девяносто —
Старик прошамкает: «Сынок!»,
Но ты принёс своё сыновство
И положил его у ног.
И радость новая как завязь...
Хоть ты от хижины отвык,—
Ты, вырвавшийся от красавиц
И от стаканов круговых.
...Пусть
Пусть крик и песня вдалеке.
Ты всё забудешь,
припадая
К покрытой венами руке.
1970
МОИМИ ГЛАЗАМИ
Я весь умру. Всерьёз и бесповоротно.
Я умру действительно,
Я не перейду в травы, в цветы, в жучков.
От меня ничего не останется...
Я не буду участвовать,—
Зачем обольщаться? —
В круговороте природы.
Прах, оставшийся после меня,— это не я.
Лгут все поэты! Надо быть беспощадным.
«Ничто» — вот что
Будет лежать под, холмиком на Ваганькове.
Ты придёшь, опираясь на зонтик,
Ты постоишь над холмиком,
Под которым лежит «Ничто», потом вытрешь слезу...
Но мальчик, прочитавший моё стихотворение,
Взглянет на мир моими глазами.
1963
ПО ТУ СТОРОНУ ЛИЦА
Я как-то раз
На горячей дороге в Альпах, в местности,
Где были когда-то концлагеря,
Попал в самую середину
Пыльного стада овец.
Овцы равнодушно обтекали меня,
Как островок,
С обеих сторон.
Они тыкались своими тупыми
Курчавыми мордами
В меня и друг в друга.
Они шли, как шли по этой дороге
Тысячу лет назад,
И две тысячи лет назад.
Они текли, как текла бы
Долина вместе с травой,
Как текли бы холмы,
Как небо с облаками...
Пастух схватил одного барана
И вынул складной нож.
Другой пастух стал разводить
Костер для ужина...
Но если поднять лицо человека,
Как крышку бака,
Под ним будет клубиться
Хаос.
1964 Заульгау
ЛЕТОПИСЕЦ
Вея чистую быль от нелепиц,
Проходя между бездн и высот,
Летописец-старик, страстотерпец,
Страшный крест свой по жизни несёт...
Так кого-то забили в железа,
Кто-то спущен был с башни в проем,
Тот преставился «иже зареза»
Брата в Гжатском именье своём.
Очи
От дворовых свободен работ,
Только правды единственной ради
Он скребёт, и скребёт, и скребёт...
Что послы возвратились из Рима
И кто пытан на днях колесом...
Будто так уж необходимо
Нам об этом узнать обо всём!
За бойницей гудят христиане.
Им плевать, если глубже, на дно
Опускаясь в ночном океане,
Будет прошлое погребено.
Лишь один он, исполненный страхом,
Слыша в сердце неведомый глас,
Всё скребёт... «Аз смиренно писахом»
Не смыкает вдавившихся глаз.
Не какой-то бумагомарака!..
Он - далёким потомкам под нос
Света горсточку, вырвав из мрака,
На дрожащей ладони поднёс.
Мелочь былей, что нету дороже,
Словно бусинки нижет на нить
И трепещет от ужаса: «Боже,
О, не дай ни одной обронить!»
И во взгляде огонь святотатца,
И перо расщепил на листе:
«О, не дай ни одной затеряться
В бесконечной твоей пустоте!..»
Быть нельзя и худей и забитей,
Но как змий-искуситель умён:
«Что он значит, твой мир без событий,
Без характеров, дат и имён?»
1967
* * *
Жизнь у него, однако, не плохая...
Там за оградой, где по остриям
Вверх вьётся плющ, в шелку лежит, вдыхая
Пунцовые цветы,
Омар Хайям.
Уста сравнить ли в сотый раз с рубином,
Иль, уж ни с чем не сравнивая впредь,
Полузакрытым взглядом ястребиным
На медлящую женщину смотреть?..
В цветном дворце средь страшных наслаждений,
Где вечен сон, а человек что вошь,
Чего ты хочешь, отвечай мне, гений?
Чему ты учишь и куда зовёшь?..
И он ответит: жизнь сплошная мука.
Так надо, смерти чуя немоту,
Есть только сласти и как в бочке муха
Почить навеки в золотом меду.
1970
ПЧЕЛА
Людские заблуждения. Полна
История гигантских лжеоткрытий.
Какая паутина соткана
Из представлений, этих тонких нитей!
О, сколько тут прогнозов и афер!
О, сколько тут напущено тумана!
Тут Саваоф, и страшный Люцифер,
Златой Ваал, и злой чурбак шамана.