Простые чудеса
Шрифт:
— Тут? Не, немного, — сказал парень. — Один. Один я тут. Как вышел закон всех по домам разобрать, так всех и разобрали. А я не захотел. Знаешь, тут я сам себе хозяин, привык уже. А в семье бы неизвестно, как было бы. В школу бы погнали, музыкой заниматься бы заставили, ну уж нет!
Он взмахнул давно не стриженной копной волос.
— А ты вообще кого-нибудь знаешь ещё из людей? — разочарованно спросила Ева.
— Ну да, людей немного, но есть, — парень присел на корточки и задумался. — Старик Евсей, бабушка Веда, Машка, Артур. Ещё несколько детей сюда недавно откуда-то принесли, но почти сразу же в семьи отдали…
— А откуда они вообще берутся? Их же рожает кто-то? — покраснев, спросила Евочка.
— Ну да, рожают и бросают. Знаешь, какой им уход нужен: кормить, поить, ж*пы мыть. А все люди обленились давно, ничего им не надо. Я тут почти всех людей в городе знаю, их мало совсем.
Насмотревшись старых фильмов и начитавшись всяческих статей в интернете, Ева твёрдо решила попытаться сохранить свой вид, но для этого ей надо было найти хоть несколько настоящих людей с целью их последующих браков и рождения потомства. Недолго думая, она поделилась идеей с этим странным парнишкой. Он, казалось, ничуть не удивился, но тут его взгляд упал на часы:
— Слушай, у меня тут дело есть небольшое. Сейчас мне нужно уйти. Не обижайся!
Словно что-то решив про себя, он махнул рукой и продолжил:
— Приходи завтра обязательно, — он заглянул ей в глаза. — А как зовут-то тебя, чумичка? — почти ласково произнёс он.
— Ева…
— А меня Адам, — рассмеялся он и, хромая, поковылял к дому. — А завтра приходи! Приходи обязательно! Я тебе что-то покажу! — уже издалека крикнул он.
На следующий день Ева снова поспешила к Адаму. «Наверное, я ему нравлюсь», — с некоторым удивлением подумала она. «Точно нравлюсь», — рассмеялась она вслух. Вот он и имя себе придумал, чтобы к моему подходило. Адам и Ева — как красиво звучит. Она остановилась и закружилась прямо посередине дороги. Её переполняло какое-то новое чувство. Не любви, нет, а чувство неумолимо надвигающегося счастья, чувства того, что жизнь её скоро изменится! Она была наполнена какой-то свежестью и силой, не дававшей ей стоять на месте. Ева снова засмеялась и побежала в сторону детского дома, представляя себе, что Адам уже ждёт её во дворе, и думая о том, как он обрадуется, увидев её.
Странно, но во дворе никого не было… Ева протиснулась между прутьями ворот, подошла к подъезду и толкнула скрипящую дверь. В подъезде тихо, только где-то наверху слышались детские голоса.
«Странно, — подумала Ева. — Он же вроде говорил, что детей тут нет». Поднявшись на третий этаж, она вошла в большую комнату и обомлела. В центре стоял стол, заставленный посудой и заваленный различными овощами. За столом сидели малыши лет пяти и сосредоточенно чистили картофель и морковь, выковыривая глазки маленькими овощечистками. С другой стороны стола сидела пара ребят постарше, сосредоточенно писавших что-то в тетрадях. Ближе к окну стояло две кроватки с младенцами, они весело агукали, смотря на девочку постарше, поющую песенку и помахивающую погремушкой. В другом углу два мальчика лет семи что-то сколачивали из досок. Всем этим командовал Адам, умудряясь одновременно мыть овощи и диктовать текст. Он кивком головы поприветствовал Еву и продолжил:
— Корова даёт молоко! Закончили? Всё, проверю через пятнадцать минут.
— А ты говорил, тут детей нет?
— Да я так всем говорю, чтобы их в семьи не забрали. И дверь обычно запираю. Это я для тебя сегодня оставил, — шмыгнул носом Адам. — Ты мне вчера рассказала про свою задумку насчёт возрождения вида. А я, получается, давно над этим работаю. Сюда детей приносят, а я их в семьи не отдаю, стараюсь сам воспитывать. А если усыновители приходят, говорю, что всех разобрали. Ты не думай, тут им хорошо. И учу их, и воспитываю. Смотри, всё сами делают, — с гордостью указал он на детей за столом. — А какой вчера борщ забацали! Пальчики оближешь! В общем, есть у меня задумка — поселение в нашем лесу. Но одному мне не справиться. Нужны ещё взрослые… Ты как, хочешь со мной?
Ева задумалась.
— Почему ты не хочешь, чтобы их воспитывали биороботы? Они бы могли дать им лучшее образование, чем ты. Они бы умели всё делать намного лучше, чем можешь научить их ты.
— Бесперспективняк! — с трудом выговорил Адам. — Слушай мою теорию. Не знаю, слышала ли ты про такое. Однажды, ещё в лохматые годы, один известный учёный, Джон Кэлхун, поставил такой эксперимент.
Он взял бак два на два метра и создал в нём идеальные условия для мышей. Ну там еда, вода, температура, уборка. По его расчётам, там могли бы комфортно жить несколько тысяч мышей. Есть, например, одновременно могли девять с половиной тысяч. И вот. Запустил он туда сначала четыре пары, они стали активно размножаться, но, когда их стало более шестисот, поведение мышей изменилось. Во-первых, самки начали рожать детёнышей намного реже и периодически загрызали их при рождении. Потом появилось очень странное поколение мышей. Их назвали «красивые». Самцы этой группы отказывались драться и бороться за самок и территорию, не хотели спариваться. «Красивые» только ели, пили, спали и очищали свою шкурку, избегая конфликтов. Несмотря на хорошее питание, мыши пожирали молодняк и друг друга.
Ева поeжилась.
— Ну и передохли все в конце концов, — закончил историю Адам. — А, да, — вспомнил он. — Этот учёный в конце эксперимента взял несколько «красивых» мышей и поселил их в хорошие, не перенаселённые условия, но их поведение не изменилось. Так и не захотев размножаться, они передохли от старости.
— Почему? — прошептала Ева.
— Ща! Я это не выговорю. Адам вытащил из кармана телефон, потыкал в экран и выразительно прочитал:
— Наблюдаемая ситуация позволила Кэлхуну сделать вывод, что при достижении определённой плотности населения и заполнении всех социальных ролей в обществе возникает популяция молодых «изгоев», количество которых только увеличивается. В результате распадаются социальные связи и уничтожается общество в целом. В идеальных условиях существования нормальным становится «примитивное аутистическое поведение», которое приводит к вымиранию популяции.
— Понятно? — гордо произнёс Адам, засунув телефон обратно в карман.
— Да, но… Ты хочешь сказать, что когда всё слишком хорошо — это плохо?
— Это не я, это эксперимент. И мне кажется, биороботов реально слишком много, они не заинтересованы в том, чтобы ещё и люди толклись с ними на этой планете. Если доверить им воспитание детей, они с детства будут убеждать их не размножаться в дальнейшем. Они уже так делают. Ты что, мне, не веришь? Я кое-кому рассказал про свою идею. А они мне такие: «А на фиг это надо, и так народу до фига, с детьми ещё ковыряться, нам и так хорошо. Зачем нам этот лес, это поселение? Нас и тут неплохо кормят».
— А как вообще, тяжело? — кивнула Ева на детей, закончивших свою работу и увлечённо играющих в какую-то игру за тем же столом.
— Сейчас полегче, — вздохнул Адам. — А когда мелкие совсем были, жить не хотелось. Первого покормишь, второго, третьего, а первый уже обосрался, — усмехнулся он. — Ладно, ты подумай… Я был бы очень рад… Даже не в том дело, что мне нужна твоя помощь… Просто ты такая прикольная… Ты мне ещё тогда, с палкой, понравилась, когда по заборам колотила. А то все девчонки знакомые заторможенные какие-то, замороженные.
— Слушай, Адам! А познакомь меня с кем-нибудь ещё из людей, я очень хочу с ними поговорить… Ну пожа-а-а-а-луйста!
— Да, конечно, Ев, если хочешь. Давай завтра гавриков своих покормлю, и пойдём. Можем к Машке сходить или к Артуру. Только зря это всё, вот увидишь…
На следующий день уже в девять утра Адам, Ева и двое малышей спускались по крутой лесенке в какой-то погребок. Открыв дверь и подождав, пока глаза привыкнут к полутьме, они увидели несколько столиков и старый деревянный прилавок. За прилавком, положив на него груди, восседала женщина, лет сорока на вид. Она была непомерно толста.