Просыпайся, любимый

Политова Екатерина

Я довольно мычу. Посреди перекрытой мокрой от дождя улицы стоит Вердер. И мерцает.

— Старый вонючий трус, — щеки начинают болеть от улыбки, будто я улыбаюсь первый раз в жизни.

На рефлексе пытаюсь призвать свой меч, но ничего не выходит. Успеваю удивленно глянуть на ладонь, но Вердер слишком хорошо меня знает.

— Что? Что-то потерял, Рафаэль? — его кривая иллюзия идет по блестящему черному асфальту мне на встречу. — Я разобрал твой дом до последнего кирпичика.

— Тебе даже Белое Древо в руки не дается, мразь, твоя иллюзия дерьмо, — рычу я, ненавижу иллюзии. — Побоялся выйти

лично, ублюдок?

Мерзкие длинные волосы мокнут и липнут к голому телу, я передергиваю плечами и на небе расползается красная молния. Глаза жжет демоническим огнем от злости. Он выставил передо мной тупые куски мяса.

— Он привел вас на убой, идиоты, — я сдерживаюсь, специально жду. — Даю вам минуту развернуться.

— Он безоружен! — выкрикивает кто-то.

— Огонь, — командует Вердер.

Первая же пуля попадает в плечо, и моя кровь загорается, когда она вылетает из спины. Я пошатываюсь как от сильного удара. Боль. Вот что мне было нужно. Я горю, чем больше пуль в меня попадает, тем ярче разгорается пламя. Боль. Кости ломаются от выстрелов, но тут же срастаются обратно. Плоть на ранах тут же схватывается вновь. Я поглощен болью, откидываюсь назад и позволяю себе упасть на спину. Небо тоже горит для меня бешеной янтарной грозой, подмигивает мне красными молниями, проливается на меня усиливающимся ливнем. Но пламя потушить не может.

Мир не изменился. Ни на грамм.

Я поднимаюсь и вдруг понимаю, что на линии огня тормозят две огромные черные машины и отрезают от нападающих. Слышу, как пули бьются о металл. У первой машины открывается дверь.

— Хозяин!

Мер? Слуга. Пялюсь на него непонимающе. Постарел, но жив.

— Хозяин, скорей! Садитесь!

Я смеюсь и выдыхаю пламя, а потом выплевываю пулю, попавшую в голову, наклоняюсь и откашливаю ещё одну, попавшую в шею.

— Подожди, я прогорю, придурок. И я ещё не всех убил… — я жутко и мерзко хриплю, но на последних словах гортань уже восстанавливается полностью. Щелкаю суставами шеи и расправляю плечи. Оглядываюсь — кровь горит.

— Тогда, наверное, вам нужно это? — дряхлая рука Мера бросает мне… о да, мою катану. Пальцы сами сжимаются на прохладных черных ножнах.

Понимаю, что выстрелы стихли. Привычным движением обнажив клинок, отталкиваюсь от асфальта, на котором ещё догорает моя кровь и приземляюсь на крышу черной машины. Взмахиваю вложив всю силу стихии в удар и вспахиваю землю вместе с машинами и людьми. Одинаково корежу металл и плоть, превращая всё в кровавое месиво.

— Хозяин! — зовет Мер.

— Заткни пасть! — обрываю я. Смеет меня подгонять, старый мешок с костями.

Кто-то ещё шевелится, размышляю, добить ли…

Принюхиваюсь. И поднимаю взгляд. Обращаю внимание на крышу невысокого здания справа. Она. Стоит там на высоте пяти этажей и смотрит. Отсюда, вижу, как светятся её синие глазки. Почему медлит? Почему нихрена не делает?

Хм, пять этажей, пожалуй, доберусь. Отталкиваюсь от машины, проминая крышу и взмываю вверх, позволяя ветру подхватить меня. Воздух холодит голую кожу, но не остужает, моё бешенство. Приземляюсь на парапет прямо перед её удивленной мордашкой. Как же она похожа на родственницу. Вся в грязи, в земле, смотрит на меня со страхом в глазах, её рот

приоткрыт и эти губы… Я что-то забыл и это что-то хочет, чтобы я вспомнил.

Я шагаю к ней следя исподлобья за её движениями. Держу клинок параллельно земле.

— Где твоё копье, смертница?

Она пятится от меня. За её спиной открывается портал из некромантских земель, и оттуда вышагивает огромный воняющий тленом и смертью цербер.

— Фас! — орет она.

Глупая.

Глава 2.2

РафаэльУ Эльдоры в свое время было восемь таких смердящих слюнявых тварей. А тут… одна. Даже пытаться не буду.

Успеваю разглядеть цербера. Большой, ладный, с ровными лапами и пропорциональными головами, хоть и от разных пород. У Эльдоры были сплошные уродские уроды. Три пары глаз светятся синим. Цербер бросается вперед. Без рыка и воя, как правильная псина, которая нападает молча. Только грузные лапы взрывают бетон крыши.

Прыгаю в сторону и добавляю тупой тяжеленной твари ускорения глыбой льда в крепко сшитую некромантскими нитями бочину, чтобы столкнуть вниз. Цербер успевает извернуться и в последний момент вцепляется в парапет огромными когтями, но тот не выдерживает веса монстра, с треском обваливается и чудовище летит вниз. Слышу глухой удар о землю и рычание. М-да… не сдох, но возмутился.

Я усмехаюсь и мотаю головой, глядя на смертницу фон Стредос.

— Ты придуриваешься? У тебя треть силы и это всё, на что у тебя хватило мозгов?

Она не отвечает. Молчит.

Медленно иду к ней, она не шевелится, сверлит меня потухшим, но твердым взглядом. Не склоняет головы, не отводит глаза. Она не Эльдора, у неё нет боевых навыков, которые можно получить только на войне. Внимательно разглядываю её измазанное грязью личико, дождь смывает черную землю с её темных волос и лица. С её губ. Она проводит рукой по лбу смахивая капли, попадающие в глаза. Я чувствую как шевелится в подсознании забытая мысль, память, запертая смертью и болью. Ну? Что там? Покажись.

Убираю клинок в ножны и подхожу к ней почти вплотную.

Этот запах женских духов и Белого Древа. Но все фон Стредос достойны только мучений Смертница делает ещё один шаг назад и упирается в дверь, ведущую с крыши. Дождь начинает раздражать, и я заставляю его прекратиться. Сложно, потому что Стихия хочет бушевать, будто её держали в клетке всё это время. Будто эти люди вокруг вообще ею не пользовались.

— Ты стоишь с пустыми руками и смотришь, это новая тактика мирного времени, а? — наклоняюсь совсем близко к ней. Что будет делать? Хоть на что-то способна? — От тебя воняет страхом и смертью, некромантка.

Она заводит руку за спину. Ну давай. Резким движением стерва бьет снизу вверх и всаживает мне кинжал под челюсть. Во рту мгновенно разгорается обжигающее пламя, отшатываюсь от неё, бью ножнами катаны в грудь сучке, впечатав её в стену. Дергаю рукоять кинжала, вынимаю лезвие и бросаю его в сторону. Обычный. Рукоять не полая. Странно.

— И всё? — из моего рта вырывается огонь, рана мгновенно затягивается. Нажимаю на рукоять сильнее, но она не дергается, не просит пощадить, она в растерянности. — Ты ведь не знаешь, что со мной делать, верно?