Против лома нет приема
Шрифт:
— Клевые!
Тарану в верхней части торса было показывать нечего, окромя мышц. Они, конечно, были крепкие и рельефные, но вообще-то таких торсов полно. До культуриста Юрке было далеко, но он к ихним формам и не собирался приближаться, потому что прекрасно знал: мышцы у них для красоты, наподобие тех же бабьих сисек — не рабочие и не боевые. В общем, он обнажился до пояса без особой гордости и форса. Зато сразу почувствовал, что без мокрой куртки, рубашки и майки стало намного приятнее. Пистолет с кобурой, документы и ключи от взлетевшей «шестерки» положил на стол.
— Это, если хочешь, можешь в сейф убрать, — предложила Василиса, — чтоб не валялось на виду. Зайти сюда, конечно, вряд ли кто зайдет, но все-таки целей будет и меньше беспокойства.
— Давай, — кивнул Юрка, который окончательно
Василиса подошла к одной из ничем не примечательных на первый взгляд резных панелей, украшавших стену, нажала на глаз изображенного на ней Нептуна и панель с легким щелчком ушла вниз, открыв на обозрение серовато-лиловую дверцу небольшого японского сейфа, вделанного в стену. Прачка набрала код, дверца открылась, и Василиса положила туда пистолет с кобурой и все прочее, лежавшее на столе.
— Это тоже положи. — Таран подал ей пакет с сотней тысяч баксов, и Васька, заперев сейф, поставила панель на место.
— То, что доктор прописал! — порадовалась она, а затем, вспомнив что-то еще, вытащила откуда-то из-за шкафчиков для белья большой полиэтиленовый пакет, куда собрала всю уже снятую одежду и обувь. — Остальное скидавайте сюда же. Слабонервных прошу не смотреть!
И Василиса с явной рисовочкой спустила до колен низ своего купальника, потом с некой стриптизной элегантностью выдернула из штанинки одну стройную ножку, второй немного дрыгнула и поймала на лету вспорхнувшие в воздух трусики.
— Тра-ля-ля — вуаля! Лучшие ноги Франции и поселка Северный! — объявила Васька, изобразив руками что-то похожее на цирковой «комплимент». Пока Таран глядел на это шоу, Полина скромненько выпросталась за его спиной из джинсов и всего остального. Она быстренько запихала все это в мешок и уселась рядом с Юркой, который уже понял, что настала его очередь.
МОРАЛЬНАЯ ПОДГОТОВКА К ПА-ДЕ-ТРУА
Особого фурора Таран своим разоблачением не произвел. Хотя, конечно, общество сразу двух голых баб его не могло не волновать, все это волнение покамест только закипало в душе. К тому же еще не так уж много времени прошло с тех пор, как Юрка трахнул Фроську на подоконнике, и особой жажды в сексе его естество не испытывало. И потом Таран не очень представлял себе, как это можно делать сразу с двумя. Откуда-то он знал, что в балете бывают па-де-труа, когда танцуют две бабы с одним мужиком или, наоборот, два мужика с одной бабой — за точность своих познаний он не ручался, потому что узнал об этих тонкостях в те давние времена — теперь они казались просто доисторическими! — когда еще обожал Дашу. Тогда она пару раз сводила его в областной театр оперы и балета просвещала его, неинтеллигентного шпаненка. Знать бы ему тогда, кто она по натуре, — Юрка б ее лучше расспросил, как это можно втроем трахаться. Конечно, если б Таран часто смотрел порнуху или хотя бы состоял членом Совета Федерации, которым показывали полный вариант похождений человека, похожего на одного высокопоставленного Юру, то был бы меньшим профаном в таких делах. Но своего видака у Тарана не было, а когда удавалось поглядеть чужой, он чаще боевики смотрел или что-нибудь про карате, кунг-фу или кик-боксинг. Ну, а пленки про своего высокопоставленного тезку он даже в сокращенном РТРовском варианте не смотрел, ибо ее показывали в 23 с чем-то, а «мамонты» к этому времени уже час как дрыхли по команде «отбой».
Кроме того, Таран не исключал и такого варианта, что никакого траха вообще не состоится. Он хорошо знал, что вообще-то бабы любят повыпендриваться друг перед другом, похихикать и подухариться, но при этом запросто могут поставить себе и остальным некий ограничитель: дальше этого — стоп! То есть шутки шутками, но могут быть и дети. К тому же баня — это все-таки место прежде всего для мытья. В той же Финляндии, как он слышал, мужики и бабы запросто ходят в одну и ту же сауну, греют кости, трут друг другу спину, но при этом вроде бы сексом не занимаются. Да и в родной части был тому пример.
Однажды Милка — грозная «королева воинов» — после очень крепкого марш-броска по весенней грязюке, когда весь «бойцовский» взвод направился в баню, не стала ждать, пока все двадцать с лишним мужиков ополоснутся, и поперлась в душ вместе с братвой.
И что же? Ни один из этих двадцати с лишним ее пальцем не тронул, не говоря уже о том, чтоб чисто в шутку по попе погладить или даже по татуированному плечику. Даже не потому, что на этом марш-броске все утоптались до полового бессилия, а потому прежде всего, что привыкли в Милке видеть такого же солдата-головореза, какими были сами. Конечно, некоторые на нее поглядывали, но старались этот взгляд надолго не задерживать, а тем более — не читать всякие надписи типа ."Добро пожаловать!» или «Милости просим!», которые сохранились на разных соблазнительных местах этой могучей дамы. Потому что Милка со своим проститутским прошлым завязала, от подсадки на иглу закодировалась — и ежели что себе позволяла, то так, что легенды об этом не ходили.
В общем, Таран, раздевшись перед собутыльницами, всерьез подозревал, что дальше шуточек дело не зайдет. Или зайдет, но только с Полиной, у которой на этом деле сдвиг по фазе. А Василиса как-нибудь потихоньку смоется и «третьей лишней» быть не захочет.
— Ну что, со знакомства? — предложила Васька, наливая в рюмки запотевшую «Гжельку». Тост был не шибко оригинальный, но его приняли. Полина хлопнула стопку так, будто происходила не из интеллигентной семьи, а совсем наоборот. Примерно так, как она пила на двенадцатом кордоне в компании с блатными девушками Галькой и Танькой — этому Таран был свидетелем, — или так, как она поддавала вместе с покойными Паваротти и Форафоном на «нехорошей даче», — этого Таран воочию не видел, но прикидывал, что все это так и было.
На закусь Василиса обеспечила банку мелких маринованных огурчиков и черный, слегка сладковатый хлебушек с тмином — она его назвала «Бородинским». В родной области у Тарана такого хлеба не выпекали, и щи с таким он есть бы не стал, но в сочетании с огурчиком и водочкой он ему очень понравился.
— Так! — Василисе явно хотелось играть первую скрипку в трио. — Тепла внутри прибыло? Пока хватит. Пошли в парилочку, снаружи греться! Ты очки-то оставь, Полина, все одно там запотеют!
Полина послушалась, сняла очки и положила их на стол.
Когда вставали из-за стола. Юрка испытал некое непроизвольное желание прикрыться спереди ладошкой. Хотя вообще-то давно уже не смущался своего хозяйства. Там в данный момент никаких особых признаков возбуждения не проявлялось. Таран поймал себя на том, что смущается он как раз того, что агрегат ведет себя очень уж спокойно. Неужели, блин, ему все равно, что тут, совсем близко, кудрявятся очень симпатичные метелочки? Или он сегодня во Фросысиных угодьях перетрудился?
Конечно, вид потенциальных партнерш ласкал Юрке глаза. Василиса была немного повыше, Полина чуточку пошире в бедрах. Кожа у первой была немного подрумянена солнышком — видать, успела тут за городом немного позагорать еще в апреле, когда жарко было. И золотистые волосы к этому загару очень шли. Полина, конечно, не загорала, и кожа у нее казалась молочно-белой, чуть розоватой, а каштановые кудряшки, свившиеся после дождевого душа, создавали какой-то возбуждающий контраст с этой белизной. А глазки у обеих так и стреляли то на Юрку, то друг на друга… Что-то там в этих симпатичных головенках ворочалось, какие-то шарики-ролики крутились, то ли Тарана оценивали, то ли друг друга сравнивали по экстерьеру — фиг поймешь!
Очень некстати Таран подумал, что Полина эта самая его старше лет на пять, а Василиса — и вовсе немногим моложе Фроськи, которая Тарану чуть ли не старухой казалась. Конечно, Юрка и старше, и опытнее, и жизнь больше знает, чем большинство его сверстников. Еще в том году ширнутая Шурка — царствие ей небесное, голубушке! — которая, пожалуй, была постарше Фроськи, не сразу разобрала в темноте, что Юрка совсем пацан, и долго его считала за тридцатилетнего мужика, потому что он тогда голос сорвал и сипло басил. Все бабы, с которыми у него что-то было, кроме Надьки, конечно, были его постарше начиная с Дашки и кончая Фроськой. Так что вроде бы ничего необычного не было. И все-таки Юрке вдруг стало казаться, будто эти бабы, которые его сейчас разглядывают при свете, думают: да, мальчишка хорошенький, но уж больно сопливый! Что он вообще понимает в женском теле?! Стоит ли игра свеч?