Против тьмы
Шрифт:
— Нет, — тряхнула она своей темной головкой и серьезно взглянула на герцога своими большими голубыми глазами. — Я сплю, когда мама молится.
Он легонько кивнул.
— Что ж, сегодня вечером мы помолимся все вместе.
— О-о-о, — заворковала Флер, — как интересно. Как будто мы играем в новую игру, да?
— Это не игра, радость моя, — вмешалась Мэри Лу, — мы все будем читать очень серьезные молитвы.
— Да, это очень серьезно. Мы встанем на колени вокруг дяди Саймона, и ты будешь крепко держать его правую руку своей левой. Но сначала ты прочитай свои обычные молитвы, а затем я прочитаю одну молитву за всех нас.
Они склонили головы и прикрыли глаза. Первые слова «Отце наш» Флер проговорила робко и запинаясь, затем последовала нерешительная пауза, Мэри Лу прошептала подсказку, и окончание молитвы девочка выпалила на едином дыхании. Следующие короткие молитвы — за маму и папу, дядю Саймона, дядю Серые Глаза и нянюшку были произнесены со значительно б о льшим чувством.
— Теперь, — прошептал де Ришло, — я попрошу повторять за мной каждое слово. — Низким, четким голосом он прочитал молитву Богу Отцу, умоляя Его простить Его рабам их грехи и укрепить их силы, чтобы противостоять соблазнам, защитить их от всякого зла, скрывающегося во тьме, и даровать им особую милость увидеть свет завтрашнего утра.
После того, как молитвы были прочитаны, а Флер — расцелована и уложена в постель, взрослые спустились вниз в уютную гостиную Мэри Лу. Беспокоясь о судьбе Рэкса, де Ришло еще раз позвонил в «Гордый Павлин», но ему не удалось узнать ничего нового. В слегка подавленном настроении он уселся в кресло, и Ричард, прерывая становящееся напряженным молчание, наконец спросил:
— Что мы должны сделать сейчас?
— Нам надо пораньше поужинать, — объявил де Ришло, — и еда должна быть легкой. Затем мне хотелось бы, чтобы вы запретили слугам входить в это крыло дома до наступления утра. Если хотите, скажите им, что я собираюсь всю ночь вести эксперименты с телевизионной аппаратурой, и ни при каких обстоятельствах они не должны мешать нам, закрывать или открывать двери.
— Может быть… э-э… нам следует отключить и телефон, — рискнул Саймон. — Что если он начнет звонить?
— Да, если Ричард позволит, я сам сделаю это.
— Пожалуйста, если хотите, а я займусь слугами, — мирно согласился Ричард. — Но что вы называете легким ужином?
— Немного рыбы или яиц с овощами и фрукты — ровно столько, чтобы поддержать наши силы, но никакого мяса, и, конечно же, вина.
— Неплохой ужин, сказал бы я, — фыркнул Ричард. — Я надеюсь, вы не собираетесь заставить нас побрить головы и надеть власяницы? Я голоден, как волк, и, получив вашу телеграмму, мы сегодня уже пропустили ленч.
— Мне очень жаль, Ричард, — терпеливо улыбнулся герцог. — Но наше положение крайне серьезно, и, боюсь, вы еще не поняли как следует, всей его серьезности. Я уверен, если бы вы видели то, что мне и Рэксу довелось увидеть прошлой ночью, вам бы и в голову не пришло возражать против всех этих мелких неудобств.
— Честно говоря, — признался Ричард, — мне трудно поверить, что все мы не спятили. Целый день мы толкуем о каких-то ведьмах и колдунах, как будто они действительно существуют в наше время.
— Но вы сами видели сегодня Мокату.
— Я видел неприятного одутловатого нахала, но я не могу представить себе, что он обладает тем могуществом, которое вы приписываете ему.
— О, Ричард! — вмешалась Мэри Лу. — Серые Глаза прав. Этот человек ужасен. А утверждать, что в наше время никто не верит в ведьм и колдунов — абсурд. Всем известно, что они были всегда и есть сейчас.
— Э-э?! — удивленно взглянул Ричард на свою жену. — Ты уже успела заразиться этой чушью? Я никогда раньше не слышал, чтобы ты рассуждала подобным образом.
— Конечно, нет, — несколько резко ответила она, — потому что такие разговоры не приносят счастья. Но я могу многое рассказать о сибирских ведьмах — о том, что я видела собственными глазами.
— Расскажите, Мэри Лу, — попросил герцог. Он чувствовал, что в такой ситуации скептицизм любого из них недопустим. Если Ричард не поверит в реальность угрожающей им опасности, он может снисходительно отнестись к принимаемым мерам предосторожности и совершить какую-нибудь оплошность. Он знал, насколько высоко Ричард ценил здравый смысл и рассудительность своей жены. Пусть лучше она попробует убедить его.
— В Романовке, в хижине за околицей, жила ведьма, — начала Мэри Лу. — Это была одинокая старуха, и все, даже красногвардейцы, хваставшиеся, что ликвидируют Бога и дьявола, боялись проходить мимо ее дома ночью. В России такие, как она, есть почти в каждой деревне. Ее называли знахарка, — она излечивала многие болезни, а однажды, на моих глазах, почти моментально остановила кровь, хлеставшую из глубокой раны. Деревенские девушки приходили к ней с просьбами погадать им, и, когда средства позволяли, покупали у нее чары или фильтры, чтобы заставить молодых парней, которые им нравились, полюбить себя. Однако все ее очень боялись. Все знали, что она может погубить урожай или наслать чуму на скот тех, кто ей не по душе. Ходили слухи, что, если ей хорошо заплатить, она способна наслать неизлечимую болезнь.
— Если это правда, удивляюсь, почему ее не линчевали, — тихо заметил Ричард.
— Так оно в конце концов и случилось. Но сами жители деревни не осмелились сделать это. Как-то раз крестьянин, которого она заразила вшами, пожаловался местному комиссару, и тот нагрянул к ней с отрядом в двадцать человек. Все обитатели деревни, в том числе и я, любопытная маленькая девочка, собрались посмотреть, что будет. Красногвардейцы вытащили старуху из дома, и с пристрастием допросили. Обнаружив свидетельства того, что она и в самом деле ведьма, комиссар расстрелял ее возле хижины, в которой она обитала.
— Но как это удалось доказать? — скептично спросил Ричард.
— Как? Нашли отметины, разумеется.
— Какие еще отметины?
— Они раздели ее и обнаружили сосок под левой рукой, а это верный знак.
Де Ришло кивнул.
— Да, из этого соска ведьмы кормят своего помощника. Кто это был — кот?
Мэри Лу покачала головой.
— Нет — огромная толстая жаба, которую она держала в небольшой клетке.
— Ну и ну! — запротестовал Ричард. — Просто фантастика. Расстрелять бедную старуху только за то, что у нее имелось некоторое уродство.