Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки
Шрифт:
– Эй, ты что творишь?
Получит ответ – на всю улицу – и, ухмыляясь, отойдет в сторону. Какой дурак прикажет слугам радоваться за хозяйку потише? Разумеется, до тех пор, пока эта радость не слишком обижает других белых леди и жентмунов.
Потом Джимс будет говорить, что массе Дэну и массе Раймуну пора становиться капитанами или хоть коммандерами – не только по должности, но и по званию. А то младшая сестренка догнала. Того и гляди обойдет. Непорядок!
Утро встретило Берту головной болью, стаканом красного вина и исполненной укоризны физиономией верной Эванджелины. Что осталось в памяти? Все. Вчера – на ночь глядя – ее понесло представляться адмиралу Такеру. Да, Суровый
– Адмирал – мы с ним были вот так, как теперь с вами! – так вот, адмирал возьми да и скажи мне на ухо: «Питер, сегодня все отлично! Я желаю твоему заведению только процветания. Скажи, пойдет ли ему на пользу револьверная стрельба в зале, кровь и бездыханные тела?»
И ведь правда, так и сказал. Только не на ухо и не так выспренно. А дальше ресторатор рассказывает клиенту, что мисс ла Уэрта теперь – морской офицер, а потому по достойным джентльмена заведениям может ходить одна. И если кто-нибудь решит, что это – повод вести себя недостойно в ее присутствии, – то вот…
Твердая рука командира чарлстонской эскадрой набросала несколько строк. «Настоящим приказываю лейтенанту флота Берте ла Уэрта пристрелить любого, кто вздумает обращаться к ней недостойным леди и офицера Конфедерации образом». Число. Подпись. Круглая печать нашлась у казначея одного из броненосцев.
– Только не убивай слишком уж часто… – проворчал Суровый Джек. Достаточно громко, чтобы все, кому надо – услышали.
А ей и не хочется. Настрелялась! И вообще, ну их, такие гулянки. Нет, было весело. И она отлично помнит, как брат высадил ее около дома – джентльмены отправились продолжать совещание. Она – спать. Но голова все равно раскалывается…
– Джеймс велел подать вам это, мисс Берта. Массе Хорасу всегда помогало.
Стакан красного вина. Каждый глоток чуть щекочет горло. А голова, и верно, стала полегче. Может, потому и хватило сил вытерпеть нотацию. Мол, звезды в петлицах – мужские игрушки, а твое дело – жениха подбирать. Война-то, глядишь, с недели на неделю кончится, а мужчин вернется куда как меньше, чем ушло.
Может, именно поэтому гудящий от удивительной новости завод дождался лишь короткого:
– Продолжаем как обычно… Ничего не изменилось, джентльмены.
На деле – как раз изменилось. Почему-то пониже стала гора бумаг, хватило времени обойти цеха. Что в них делают – неважно. Важно, чтобы на складе продукция не накапливалась. Кто опережает – тех навестить коротко, чуть придержать, напомнить, что Конфедерации нужно сырье, посоветовать внимательнее следить за качеством. Кто отстает – на тех извести времени побольше. Вот и теперь – основные стволы в наличии, стяжки тоже, а насадить одно на другое – не успевают.
И вот – цех с огромной печью, в которой, как индейка в духовке, жарится деталь. Все просто: от жара стяжка расширится, можно будет засунуть в нее ствол. Зато, остывая, сожмется – и стиснет в объятиях казенную часть орудия, да так, что разрывы заряда в каморе будут лишь ослаблять эту силу, а не испытывать ствол на прочность.
Огненный зев велик, страшен, манящ. Заглянуть? Только через толстое стекло. Все оттенки алого… И – вопрос:
– Нельзя ли засунуть в печь несколько деталей сразу? Кажется, она достаточно велика…
Начинается спор. Это хорошо, значит, предположение
– И учтите – производство я вам снижать не позволяю. Ухитритесь усовершенствовать печь, не прерывая работу. Зато я вам патент помогу оформить. И сразу куплю…
Газеты пестрят радостными новостями: в Гааге коалиции сели за стол переговоров, хотя перемирия пока не заключают. И представитель Конфедерации допущен и ходит на все заседания! Это признание – уже и врагами. Дипломатам Севера пришлось утереться: хлебный поводок мистера Линкольна действует, лишь пока продолжается война. Как только она закончится, Британия получит русский хлеб…
На улицах – улыбки, и только Берта поджимает губы. Пустая трескотня – перелистано. А вот хлопок – это важно! Пусть и некому кивнуть из кресла, за спинкой которого возвышается Джеймс. Хлопок опять упал. В черных рамках – сообщения о гибели русских крейсеров. «Алмаз» – перехвачен французами у берегов Юкатана, «Варяг» – так и не ушел от трех фрегатов возле Цейлона, «Ослябя» ушел от преследователей во льды Гудзонова залива и исчез в белом безмолвии. Вероятно, затерт, раздавлен. Потом найдут вмерзшие в лед доски… Только «Александру Невскому» пока везет. Также в Чарлстон прибыл новый русский клипер с невыговариваемым названием…
Вот тут Берта коротко улыбнулась:
– «Ushkuinik». И что тут сложного? Но война идет плохо. Макклеллан миновал Колд-Харбор… Без боя! Теперь у него дорог – на выбор.
– Молодая хозяйка очень мрачная. Я вот думаю, слишком мрачная. – При пустом отцовском кресле Джеймс изредка позволяет себе реплики, хотя и весьма почтительные. – Я вот вижу, что Югу не больно хорошо приходится. Но как поживают янки, не знаю… Может, им не сильно веселей нашего?
– Веселей, – сообщила Берта. – Они даже шпионов присылают – одетых с иголочки. Никак не могут поверить, как мы обносились. Думают, им нужно проникать в общество щеголей, а видят только поношенные мундиры. Норман, и тот полгода как предлагал мне новую шляпку…
– Но мисс Берта, ты бы ее не взяла!
– Разумеется. И все же… Нет, до победы еще далеко!
Джеймс промолчал. С его точки зрения, все идет неплохо. И чего молодая хозяйка боится? Война, конечно, закончится. Вернется масса Раймун со своей хозяйкой, масса Дэн не будет пропадать так много на кораблях и, может быть, наконец приведет в дом невесту. А «мисс Ла», наконец, станет прежней Бертой, отвлечется от завода и приищет себе жениха!
Никак не поймет, что нет никакой «прежней Берты», а та, что есть – время от времени поглаживает ворот, словно боится, что оттуда исчезли золотые звезды. Что она желает своей Родине побед – но боится окончательной победы. Кем она станет, когда наступит мир? Неужели всего лишь «миссис Кто-то-там»…
Берта отложила газеты. Взялась за перо, придвинула лист бумаги. Быстрый взгляд ловит напряженность в позе камердинера.
– Короткое личное письмо, Джеймс. Моим глазам не повредит. Не сильней, чем пироксилиновый дым на полигоне.
Джеймс остается невозмутим, но чуть расслабился. Да, насчет «короткое» – наивная девичья хитрость. Разве что будет три страницы, как вчера. А не пять, как третьего дня…
Сердито стучит дождь. Звонко! Он не треплет палатку – лупит в стекло… Работа почти окончена, осталось подготовить отчет. Бывшее некогда управлением «Тредегар Айрон» здание теперь превратилось в Артиллерийско-геодезическое управление Армии Северной Виргинии. Потому за столом сидит не русский капитан-лейтенант, а временный – «for War», как написано в представлении – полковник конфедеративной армии. Здесь его возраст никого не удивляет, иные дослужились до трех звезд на воротнике к девятнадцати, а до двадцати дожил не всякий. Зато, по крайней мере, не примут за янки. Было бы обидно получить пулю от своих…