Против всех
Шрифт:
— Глазастый… А тебя как зовут? Не по фальшивой ксиве, а в натуре. Как тебя мать с отцом звали. Или у тебя их не было?
— Почему не было? Они и сейчас есть. Вот, пожалуйста, телефончик…
— Да ты что же, сучонок, — психанул Рашидов, но видно было, что понарошку, — дразнишь меня, что ли? Что ты с этими телефончиками меня достаешь? Неужто думаешь, я на всякую газетную шваль буду тратить драгоценное время? Да ты сам скоро так запоешь, как на Страшном суде не поют. Значит, решил в свою вонючую газетку компромат подобрать?
— Никоим образом, Георгий Иванович,
Рашидов долго смотрел на него молча, как бы прикидывая, в какое место пнуть: в нефтяных глазах-озерках затеплились желтые огоньки.
— Похоже, гаденыш, ты до сих пор не понял, в какую историю влип.
— Действительно, я в некотором недоумении. Какая-то зловещая чехарда, в которой нет логики. Но я…
— Кто тебя послал, тварь?! — рявкнул Рашидов. — Или тебе очную ставку сделать?
— Какую очную ставку? — Спиридонов старался вести нормальный разговор, но каждая клеточка его тела трепетала от ужаса.
— Ах, какую! — Рашидов нагнулся над селектором: — Приведите Гребанюка!
— Ну ничего, падаль, — сказал Спиридонову, — сейчас завертишься.
Двое прислужников ввели в комнату странное человекоподобное существо: лохматое, сгорбленное, тяжело передвигающееся на кривых ногах, с толстыми ручищами почти до пола, с лицом, до бровей поросшим рыжеватой шерстью, сквозь которую ехидно проблескивали два глазных буравчика. Остановившись посреди кабинета, поддерживаемое с боков, существо описало своими глазками, как фонариками, несколько кругов, пока не уперлось взглядом в Рашидова.
— Хорош красавец, а! — с искренним восхищением воскликнул Рашидов и, подойдя к существу, ощупал его плечи, кулаком постучал по горбатой спине, словно по деревянной бочке. — Мышцы как у орангутана. Сталь. Знаешь, кто это, писатель?
— Не имею чести, — дрогнувшим голосом ответил Спиридонов. — Первый раз вижу.
— Наглядишься, когда вместе в камеру посадим. Это наш местный маньяк и вампир Гребанюк. За ним ровно сорок жертв, в основном, представь себе, молодые девушки. Но и мальчиками, вроде тебя, он не брезгует. Намаялись с ним, пока отловили. Любишь человечинку, Витя?
Существо утробно заурчало, но слов Спиридонов не разобрал.
— Не гляди, что с виду дикий, — повернулся к задержанному Рашидов. — Мы экспертизу делали, у него умишко как раз на уровне столичного писаки. Сейчас сам увидишь… Скажи-ка, Витюша, вот этого хорька, который на стуле, узнаешь?
— Ага, — просипело существо, даже не взглянув в сторону Спиридонова.
— Вместе девок потрошили?
— Ага! — еще радостнее отозвалось существо.
— Ах ты, моя прелесть, — похвалил чудовище Рашидов. — Ну на палец, пососи немного. Только гляди, не кусай, как в прошлый раз. Накажу.
Счастливо сопя, существо ухватило толстыми губами палец Рашидова и зачмокало, словно младенец, получивший соску.
— Ладно, будет с тебя. — Рашидов брезгливо вытер палец о штаны. — Уведите скотину…
— Так-то, вошик столичный, — Рашидов удовлетворенно
— Что вы от меня хотите?! — У Спиридонова на лбу выступила испарина. Волосатик произвел на него неизгладимое впечатление. — Объясните толком! Я же не против сотрудничества.
— Кому нужно твое сотрудничество, ничтожество.
— Что же вам нужно?
Рашидов оценивающе на него посмотрел, огоньки в нефтяных озерцах потухли.
— Пожалуй, уже ничего. Ты и вправду пустой. У тебя, увы, нечего взять. Обыкновенная залетная пташка. Коготки подкорнаем — и лети на волю.
Тон его смягчился, но Спиридонов облегчения не почувствовал. Смутило замечание о коготках.
— Я рад, Георгий Иванович, что ваши подозрения развеялись. Поверьте, постараюсь быть вам полезным. — Спиридонов достал фирменный блокнот в сафьяновом переплете, изобразил величайшее внимание, не меньшее, как если бы сидел в гостях у банкира. — У меня уже и название для статьи как-то незаметно родилось. «Счастливый город, которым управляют профессионалы». Может быть, немного длинновато, но суть отражает. Вы не находите?
— Ишь какое у вас, поганцев, недержание речи. — Рашидов перебрался за стол и оттуда холодно наблюдал за Спиридоновым. — Зу-зу-зу, зу-зу-зу, — как комарик, когда поймаешь… Никакой статьи не будет, дурашка ты мой.
— Как угодно. — Спиридонов с готовностью спрятал блокнот. — Настаивать не имею права. Хотелось сделать приятное, в виде рекламы, так сказать…
— Пшел прочь, — сквозь зубы процедил Рашидов. Как подброшенный пружиной, Спиридонов сорвался со стула и ринулся к двери, забыв попрощаться. В коридоре его перехватили двое молодцов, кажется, те же самые, которые приводили вампира Витю.
— Куда вы меня, хлопцы? — Спиридонов слабо затрепыхался в железных тисках их рук.
— На прививку, милок, на прививку, — объяснили ему.
…Внутри вагончика как в отсеке тифозного барака. Услужливая память почему-то подсказала Спиридонову именно эту прихотливую ассоциацию. Кадры старинной кинохроники: полуголые люди вповалку на соломе, бредят, помирают, водицы просят. Здесь: замызганный лежак, металлический столик, привинченный к полу, и здоровенная, хмурая бабища в кожаном фартуке. Бьющий в ноздри, острый ацетоновый запах.
Бабка пробасила:
— Садись, страдалец, анкетку заполним.
Окошко зарешеченное, не выпрыгнешь, да и на улице стерегут два бугая. Спиридонов чувствовал, что шансов остаться в нормальной реальности, а не в той, которая творилась в Федулинске, у него все меньше. Машинально отвечая на вопросы полупьяной бабки, мучительно размышлял, что еще можно предпринять для собственного спасения. Как выскользнуть из разверзшейся перед ним трясины безумия? Похоже, что никак.