Противники России в войнах ХХ века (Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества)
Шрифт:
«Товарищи крестьяне Белоруссии! — говорилось в листовке, подписанной «Красные партизаны Белоруссии». — Польские паны напали на наш край и забирают его себе. Наши земли они у нас отбирают и отдают обратно панам, тем панам, которые мучали нас, наших отцов и дедов десятки и сотни лет… Нас они считают холопами и их слугами. Школы наши почти все закрыты. «На что холопу грамоту знать», вот что они про нас говорят. «Холоп должен знать одно — слушаться пана». А если дают где открыть школу, то только на польском языке, и приходят наши дети и стоят, как немые в чужой школе, на чужом языке и ничему не научатся… Помните, крестьяне-белорусы, что польские паны… пришли, чтобы возвратить нас к временам панщины, а когда мы противимся этому, они садят нас в тюрьмы, отнимают наш скот и наш хлеб, нас бьют нагайками, как животных… Крестьяне Белоруссии!.. Покончим с ненавистным панским гнетом!..» [647]
647
РГВА. Ф. 104. Оп. 1. Д. 18. Л. 44.
Во многом польская пропаганда была зеркальным отражением советской. Только вместо эксплуататора-пана в ней присутствуют комиссары, занимающиеся в деревнях реквизициями, разоряющими крестьянских жен и детей. Так, в Российском Государственном Военном Архиве нами обнаружены
648
РГВА. Ф. 104. Оп. 1. Д. 18. Л. 47–50.
649
РГВА. Ф. 104. Оп. 1. Д. 18. Л. 301–304.
Польско-советская война, развивавшаяся с переменным успехом для сторон, привела к компромиссному результату, включив в состав Польши часть белорусских и украинских земель и заложив целый комплекс межгосударственных, межэтнических, социальных и идеологических противоречий. Именно в этот момент была заложена совокупность констант, на два последующих десятилетия предопределивших содержание и тональность взаимоотношений двух государств и их народов. Это были взаимоотношения двух государств, одно из которых стремилось к мировой пролетарской революции, распространении своей социальной модели на Европу, а другое выступало «буферной зоной», бастионом Запада против большевизма. Это были взаимоотношения государств, одно из которых было уязвлено невыгодным миром и потерей части земель с этнически родственным населением, а другое оставалось неудовлетворенным нереализованными планами воссоздания Великой Польши в границах средневековой Речи Посполитой. Это были взаимоотношения двух стран, одна из которых «строила социализм», а другая — буржуазное национальное государство. Таким образом, старые различия и противоречия переплетались со множеством новых, создавая особый исторический контекст взаимоотношений двух народов, определяя ту призму, через которую у обеих сторон формировались образы друг друга.
Сегодня, оглядываясь на прошлое, интересно отметить тот факт, что советско-польская война 1920 г. практически не отложилась в исторической памяти россиян, поскольку была лишь одним из эпизодов длительной и многообразной по театрам боевых действий и составу противников Гражданской войны и иностранной интервенции. Аналогичное малозначащее место (при всем различии в подходах к оценке данного периода) она занимала и в учебниках истории, как в советских, так и в постсоветских. Однако в Польше этой войне придается едва ли не всемирно-историческое значение. В современных учебниках истории ее называют «битвой, которая спасла Европу», имея в виду гипотетические планы нападения большевиков на другие европейские страны с целью экспорта коммунистической революции. Согласно этой трактовке, Польша выступила бастионом Европы против коммунизма, чем и оправдывается ее агрессия против Советской России: «чтобы предупредить большевистский набег, польская армия нанесла удар на восток. Сначала поляки добились успеха». Но, дойдя до самого Киева и взяв его, агрессоры вскоре получили отпор и откатились вглубь собственной страны. Лишь просчеты советского командования позволили полякам выиграть битву под Варшавой. Сегодня польские учебники истории утверждают, что победа поляков под Варшавой «была признана как одна из главных восемнадцати битв, которые решили судьбу мира. Она вошла в историю под названием «чудо на Висле»». [650] Другой факт — это проблема массовой гибели в 1919 — начале 1920-х гг. «в польских концентрационных лагерях от жестокого обращения и бесчеловечных условий содержания» более 80 тыс. пленных красноармейцев, [651] которая до сих пор не признается польской стороной, требующей при этом от российской стороны регулярного покаяния за гибель 15 тыс. польских офицеров в Катыни в апреле — мае 1940 г.
650
См.: Россия и страны Балтии, Центральной и Восточной Европы, Южного Кавказа, Центральной Азии: старые и новые образы в современных учебниках истории. Науные доклады и сообщения. / Под ред. Ф.Бомсдорфа и Г.Бордюгова. Библиотека либерального чтения. Вып. 15. М., 2003. С. 45.
651
Райский Н.С. Польско-советская война 1919–1920 годов и судьба военнопленных, интернированных., заложников и беженцев. М., 1999. С. 79–82.
Но вернемся в 1920-е годы. Конечно, когда рассматриваются взаимоотношения двух народов, имеется в виду некоторая абстракция, состоящая из конкретных субъектов взаимовосприятия и взаимодействия, — с разной степенью информированности, заинтересованности, способности к анализу и обобщениям. Естественно, по-разному относились к другой стороне дипломат и малограмотный крестьянин, рафинированный национальный интеллигент и городской обыватель, и т. д. Принципиальное значение имели также политические взгляды, степень личной заинтересованности, наличие или отсутствие прямых контактов, и т. д. Лишь из этого калейдоскопа различных мнений, оценок, прямых и опосредованных контактов разного рода можно извлекать некий суммирующий вектор во взаимоотношениях, в том числе психологическую доминанту, существующую в конкретное время и в конкретных исторических обстоятельствах.
В этом отношении и период между двумя мировыми войнами не был однородным и статичным. Одна ситуация существовала сразу после польско-советской войны, несколько иная — в середине 1930-х гг. и совсем особая в период начала Второй мировой войны и нового раздела Польши, в котором участвовал и Советский Союз.
Следует отметить, что негативное влияние на взаимоотношения двух народов оказывал ряд факторов, вытекавших из глубоких различий и даже противоположностей политических интересов двух государств, их статуса в мире и включенности
Некоторые сдвиги в этой ситуации стали происходить после прихода к власти в Германии фашистов, не скрывавших своих агрессивных планов, особенно на востоке. Ситуация отнюдь не была однозначной. У Польши были союзники на Западе (оказавшиеся в итоге не слишком надежными), тогда как СССР опасался угрозы остаться в международной изоляции перед лицом единого фронта западных государств. И здесь внешнеполитические поиски Советского Союза не всегда совпадали с классовым подходом, исходя из которого на ряд лет в стране была развернута антифашистская пропаганда. Проблема, однако, состояла в том, что советские вожди не делали принципиального различия между гитлеровским режимом Германии и правящим режимом в Польше. Вместе с тем, во второй половине 1930-х гг. СССР активизировал внешнеполитический зондаж по поиску потенциальных союзников на Западе, в ряду которых рассматривалась и Польша, которая, однако, была в качестве «младшего партнера» тесно связана с крупными западными державами, а потому не являлась абсолютно самостоятельным субъектом международной политики. Такое уязвимое положение Польши в системе международных отношений, наряду с ее геополитическим положением, привело в результате сложных политических игр к новому разделу между Германией и СССР. Этот раздел дипломатически был подготовлен в результате переговоров высшего советского и германского руководства и оформлен в секретных дополнительных протоколах к Договору о ненападении между Германией и СССР от 23 августа 1939 г. [652]
652
См.: Военные архивы России. 1993. Вып. 1. С. 114–121.
Интересна официальная аргументация Советского правительства по поводу участия в этом разделе и вступления Красной Армии на территорию Речи Посполитой, поскольку она отражала не только (а может быть, и не столько) реальную мотивацию этих действий, но в первую очередь имела целью воздействовать на массовое сознание внутри страны и общественное мнение за ее пределами. Эта мотивация приведена в Ноте Правительства СССР, врученной польскому послу в Москве утром 17 сентября 1939 г., через две с половиной недели после начала германского вторжения в Польшу: «…Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договора, заключенные между СССР и Польшей… Оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, Советское правительство не может более нейтрально относиться к этим фактам… Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, остались беззащитными». [653] Такое обращение к национальным чувствам было не случайным, поскольку в советском обществе существовало ощущение и убеждение в несправедливости аннексии восточно-славянских земель, осуществленной в результате польско-советской войны 1919–1920 гг. Этот же мотив прозвучал еще ранее, в опубликованной 14 сентября в газете «Правда» редакционной статье «О внутренних причинах военного поражения Польши». В ней утверждалось, что эти причины и корень слабости Польского государства заключаются в национальной политике польского руководства, для которой было характерно подавление и угнетение национальных меньшинств, составляющих 40 % населения, и особенно 8 млн. украинцев и 3 млн. белорусов. [654]
653
Правда. 1939. 18 сент.
654
Правда. 1939. 14 сент.
Имеются многочисленные свидетельства того, с какой радостью встречало Красную Армию украинское и белорусское население. Хотя имели место и отдельные очаги сопротивления, состоявшие из польских армейских формирований, осадников и жандармерии. Причем основные силы польских войск сопротивления не оказали, сдаваясь целыми частями и соединениями в плен. О фактически полном отсутствии сопротивления почти полумиллионной армии, сдавшейся в плен советским войскам, свидетельствуют незначительные для таких масштабных действий безвозвратные потери Красной Армии — менее 1 тыс. человек убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести. [655]
655
Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: Стат. исслед. М., 1993. С. 86–87.
Понятно, что участие СССР в территориальном разделе Речи Посполитой не прибавило симпатий собственно польского населения ни к СССР в целом, ни к русским в частности. Негативную роль сыграло и интернирование значительной части польских военнослужащих, и массовая депортация польского гражданского населения из западных областей Белоруссии и Украины в восточные районы СССР, и особенно трагедия в Катыни.
Вместе с тем, дальнейшее развитие событий вновь переставило акценты в психологии взаимоотношений двух народов. С одной стороны, жесточайший режим немецкой оккупации в Польше, за несколько лет приведший к многомиллионным жертвам, подавлению польской культуры, унижению национальных чувств и порабощению поляков; с другой стороны, — агрессия фашистской Германии против СССР, с невиданными в истории людскими и материальными жертвами, зверствами фашистов на оккупированной территории, — все это, как и в начале века, психологически сблизило два многострадальных народа перед лицом общего врага.