Противостояние. 16 июня – 4 июля 1990. Том 1
Шрифт:
– Уэйн, я хочу вернуться.
– Давай пройдем чуть-чуть подальше.
Ларри пришло в голову, что Уэйн как-то странно смотрит на него, со смесью раздражения и жалости.
– Нет, чел, я же в одних трусах. Меня арестуют за появление в общественном месте в непристойном виде.
– На этой части побережья ты можешь повязать свой член банданой и сверкать яйцами, не опасаясь ареста за непотребный вид. Пошли, чел.
– Я устал! – раздраженно бросил Ларри. Он начал злиться на Уэйна. Уэйн ему мстит за то, что он, Ларри, написал хит, а Уэйн в новом альбоме указан всего лишь
– Пошли, чел, – повторил Уэйн, и они потащились дальше по пляжу.
И отшагали, должно быть, еще милю, когда бедренные мышцы Ларри свело судорогой. Он вскрикнул и рухнул на песок. Боль кинжалами пропарывала обе ноги.
– Судороги! – завопил он. – О Господи, судороги!
Уэйн присел рядом с ним на корточки и выпрямил его ноги. Агония повторилась, и тогда Уэйн принялся за работу, массируя мышцы, которые, казалось, завязались узлом. Наконец истосковавшиеся по кислороду ткани начали расслабляться.
Ларри, у которого перехватило дыхание, теперь жадно хватал ртом воздух.
– Ох! – вырвалось у него. – Спасибо. Это было… это было чертовски больно.
– Само собой. – Особого сочувствия в голосе Уэйна не слышалось. – Держу пари, что было, Ларри. Как ты сейчас?
– Нормально. Но давай присядем, хорошо? А потом пойдем назад.
– Я хочу поговорить с тобой. Мне пришлось вытащить тебя сюда, чтобы ты немного оклемался и понял, что именно я тебе говорю.
– В чем дело, Уэйн? – спросил Ларри и подумал: «Вот оно. Шантаж».
Но следующие слова Уэйна не имели к шантажу ни малейшего отношения, и на мгновение Ларри почудилось, будто он снова смотрит на раскрытую страницу «Супербоя», не в силах сообразить, что все это значит.
– Праздник пора заканчивать, Ларри.
– Чего?
– Праздник. Вернувшись, ты положишь конец веселью, выдашь всем ключи от автомобилей, поблагодаришь за приятно проведенное время и проводишь каждого до парадной двери. Избавься от них.
– Но я не могу этого сделать! – изумленно воскликнул Ларри.
– Уж постарайся, – ответил ему Уэйн.
– Но почему? Дружище, праздник только-только раскочегарился!
– Ларри, сколько тебе заплатила «Коламбия»?
– А что? – лукаво осведомился Ларри.
– Ты думаешь, я хочу поживиться за твой счет? Подумай еще раз.
Ларри подумал – и с удивлением понял, что Уэйну Стьюки незачем зариться на его кровные. Да, Уэйн еще не заработал кучу денег, наоборот, он получал крохи, как и большинство тех, кто помогал Ларри записывать альбом, – но в отличие от многих и многих Уэйн Стьюки происходил из богатой семьи и прекрасно ладил со своими стариками. Его отцу принадлежала половина третьей по величине американской компании по производству электронных игр, и жила семья Стьюки в Бель-Эйре, в особняке, который тянул на скромный дворец. Вот тут Ларри осознал, что неожиданно свалившееся на него богатство в глазах Уэйна выглядело сущей мелочовкой.
– Нет, разумеется, нет! – резко ответил он. – Извини, конечно. Просто у меня такое впечатление, что каждый гребаный козел к западу от Лас-Вегаса…
– Так сколько же?
Ларри поразмыслил.
– К этому моменту мне выплатили семь тысяч. В общей сложности.
– За сингл они выплачивают роялти раз в квартал, за альбом – раз в полгода?
– Да.
Уэйн кивнул.
– И тянут, пока рак на горе не свистнет, суки. Сигарету?
Ларри взял одну и закурил.
– Знаешь, во сколько тебе обходится этот праздник?
– Конечно, – ответил Ларри.
– Дом ты снял не меньше чем за штуку.
– Да, точно. – На самом деле аренда обошлась ему в тысячу двести долларов плюс пятьсот долларов залога на случай порчи имущества. Он внес залог и уплатил половину арендной платы, отдал тысячу сто долларов и остался должен еще шестьсот.
– Сколько за наркотики?
– Ну, дружище, ты же понимаешь, что без этого нельзя. Это как сыр к крекерам «Ритц»…
– Травка и кокаин. Сколько всего?
– Гребучий прокурор, – пробурчал Ларри. – Пятьсот и пятьсот.
– А на второй день уже ничего не осталось.
– Хрена с два! – возмущенно воскликнул Ларри. – Я видел две миски, когда мы уходили этим утром, чел. Большую часть пустили по назначению, да, но…
– Парень, ты что, не помнишь Чека [16] ? – Голос Уэйна внезапно изменился, стал очень похож на гнусавый голос самого Ларри: – Просто запиши на мой счет, Дьюи. Пусть они ни в чем себе не отказывают.
Ларри смотрел на Уэйна со все возрастающим ужасом. Он помнил маленького жилистого мужичка с необычной стрижкой (десятью годами ранее такие называли «ежиками»), в футболке с надписью: «ИИСУС ИДЕТ, И ОН ЗОЛ». Парень чуть ли не срал хорошим товаром. И Ларри отлично помнил, как говорил ему, этому Дьюи Чеку, следить за тем, чтобы миски с травкой не пустели, и записывать все на его счет. Но это было… ну… прошел не один день.
16
Игра слов. Чек – пакетик с наркотиком.
– Для Дьюи Чека ты просто подарок, каких мало.
– И на сколько он меня выставил?
– С травкой дела обстоят не так уж плохо. Она дешевая. Двенадцать сотен. И восемь штук за кокаин.
На секунду Ларри показалось, что его сейчас стошнит. Он молча вытаращился на Уэйна. Попытался заговорить, но выдавил только:
– Девять двести?!
– Инфляция, чел, – пожал плечами Уэйн. – Мне продолжать?
Продолжение Ларри слушать не хотелось, но он кивнул.
– Наверху цветной телевизор. Кто-то швырнул в него стул. Думаю, ремонт обойдется сотни в три. Деревянные панели внизу размолотили. Четыре сотни. Если повезет. Позавчера разбили панорамное окно, которое смотрит на берег. Три сотни. Ворсовый ковер в гостиной можно выкидывать: прожжен сигаретами и залит пивом и виски. Четыре сотни. Я позвонил в винный магазин. Ты порадовал их не меньше, чем Чека. Шесть сотен.
– Шесть сотен за выпивку? – прошептал Ларри. Жуткий ужас сковал все его тело, по самую шею.