Противостояние. Армагеддон
Шрифт:
Такой же запах будет и в тоннеле.
Ларри резко повернулся и пошел назад, чувствуя, как ветерок осушает пот у него на лбу.
— Рита! Рита, послушай! Я хочу…
Риты нигде не было.
Он приложил руки ко рту и закричал:
— Рита! Рита!
Единственным ответом ему было мертвое эхо: «Рита… ита… ита… ита…»
К четырем часам над Манхэттеном сгустились черные тучи и загрохотал гром. В небоскребы ударила молния. Словно Бог пытался выгнать немногих оставшихся в живых людей
Он сидел на улице, прислонившись к железному ограждению. Рюкзак он положил себе на колени, а двустволку прислонил к ограждению рядом с собой. Он подумал, что она испугается и вернется сама, но она не возвращалась. Пятнадцать минут назад он перестал выкрикивать ее имя.
Снова ударил гром, на этот раз поближе. Прохладный ветерок прикоснулся к его спине сквозь пропитанную потом прилипшую рубашку. Пора было или укрыться где-нибудь или перестать валять дурака и отправиться через тоннель. Если он осмелится пройти через тоннель, то он переночует еще одну ночь в городе, а утром перейдет через мост Джорджа Вашингтона, в ста сорока кварталах отсюда на север.
Он попытался спокойно подумать о тоннеле. Он забыл добыть себе хороший фонарь — Господи, всегда о чем-нибудь забываешь — но между дорогой и пешеходным проходом есть перила. Что касается остального… мыслей о том, что все эти мертвецы в машинах могут, к примеру… это просто какая-то глупая паника, история из комикса. Это все равно, что бояться Буки в шкафу. «Если ты будешь думать только об этом, Ларри (поучал он себя), то тебе вряд ли удастся преуспеть в этом дивном новом мире. Ты…»
Удар молнии расколол небо пополам почти у него над головой, заставив его содрогнуться. Последовал мощный раскат грома. На лице он ощутил первую холодную каплю дождя. Вторая капля упала ему сзади на шею и стекла за воротник рубашки. Он встал, надел рюкзак и взял винтовку. Он все еще не знал куда направиться — назад на Тридцать Девятую или в тоннель Линкольна. Но надо было где-то укрыться, так как дождь становился все сильнее.
С невероятным грохотом над ним разразился удар грома, заставив его взвизгнуть от ужаса — наверное, тот же самый звук вырывался из уст кроманьонцев два миллиона лет назад.
«Глупый трус», — сказал он себе и направился к пасти тоннеля. Он прошел мимо женщины, прижавшейся к стеклу «Эльдорадо», стараясь не смотреть в ее сторону, но все же краем глаза замечая ее. Дождь превратился в ливень.
На мгновение перед входом в тоннель Ларри остановился в нерешительности, снова ощутив страх. В этот момент с неба посыпался град, и он решился. Градины были большими и больно жалили его тело. Вновь прогремел гром.
«О'кей, — подумал он. — О'кей, о'кей, о'кей, я иду». Он шагнул в тоннель Линкольна.
Внутри оказалось гораздо темнее, чем он надеялся. Поначалу сквозь вход в тоннель, оставшийся позади него, еще проникал тусклый белесый свет, и он мог видеть ряды стоявших друг за другом машин и зеленоватые плитки, которыми были выложены стены. Справа от себя он видел перила, отгораживавшие пешеходный проход и уходившие далеко вперед. Слева через каждые тридцать или сорок футов, возвышались опорные столбы. Вверху виднелись темные лампы дневного света. Но после того, как тоннель слегка повернул, свет, казалось, вообще перестал существовать.
Скользя рукой по перилам, он шел вперед. В тоннеле также было эхо, и это ему не понравилось. Эхо звучало так, словно кто-то шел за ним… крался за ним. Несколько раз он останавливался и смотрел назад своими слепыми глазами. Когда эхо замирало, он вновь отправлялся в путь. Потом он стал идти шаркающей походкой, не отрывая подошвы от бетона, чтобы не слышать эха своих шагов.
Интересно, какой длины тоннель Линкольна? Миля? Две? Разумеется, под Гудзоном не может быть двух миль. Стало быть, около мили. Но если бы это было так, то он давно бы уже добрался до другого конца. Если в среднем человек идет со скоростью четыре мили в час, то одну милю можно пройти за пятнадцать минут. А он шел уже минут двадцать.
— Я просто иду медленнее, — сказал он и подскочил от звука своего собственного голоса. Эхо отозвалось голосом приближающегося лунатика:
«…леннее… еннее… нее… ее…»
— Господи, — пробормотал Ларри, и эхо прошептало в ответ:
«спади… спади… спади…»
Он вытер пот с лица, борясь с паникой и желанием забыть о разуме и слепо ринуться вперед. Но он постепенно совладал с собой и вновь двинулся в путь. Он уже почти совсем успокоился, когда нога его натолкнулась на что-то твердое. Он издал придушенный вскрик и отступил два шага назад. С трудом он заставил себя вытащить из кармана зажигалку. Пламя бешено металось от его судорожного дыхания.
Он наступил на руку солдата. Солдат сидел, прислонившись спиной к стене тоннеля, вытянув вперед ноги. Его остекленевшие глаза уставились на Ларри. Губы его отвисли, и Ларри показалось, что он ухмыляется. Из глотки его с небрежным изяществом торчал выкидной нож.
Зажигалка в его руке нагревалась, и он потушил пламя. Облизав губы и мертвой хваткой вцепившись в перила, Ларри медленно двинулся вперед, пока носок его ботинка вновь не натолкнулся на руку солдата. Тогда он перешагнул через него, и им овладела кошмарная уверенность, что сейчас солдат мягко схватит его за ногу своими прохладными руками.
Ларри пробежал десять шагов и заставил себя остановиться, зная, что если он не сделает этого, то его захлестнет паника и он ринется вперед, преследуемый тысячеголосым эхом.
Когда он вновь овладел собой, он двинулся вперед. Но теперь ситуация стала еще хуже. Пальцы его ног сжимались в ботинках, страшась соприкоснуться с другим телом, распростертым на пешеходной дорожке… довольно скоро это произошло.
Он застонал и снова вытащил зажигалку. На этот раз все было еще ужаснее. Тело, на которое он наткнулся, принадлежало пожилому человеку в синем костюме. Черная шелковая шапочка упала ему на колена, обнажив его лысую голову. На лацкане у него была шестиконечная серебряная звезда. За ним лежало еще трупов шесть: две женщины, человек средних лет, старуха лет восьмидесяти и двое тинэйджеров.