Противостояние. Часть 8. Тайна Империи
Шрифт:
– Безграничная преданность, безграничная боль, – горько сказал Никита, продолжая смотреть на Настю. – Все ее высокомерие, лишь способ скрыть свои истинные чувства и не дать им воли.
– Но почему она отвернулась от нас?
– Ни куда она не отвернулась, она боялась открыть свою душу, потому что понимала, что не сможет избежать истерики, следом за которой последует тяжелая депрессия. Сдерживая себя, она становилась все более жесткой и замкнутой. Что ты сделал с ней сегодня, что смог проломить ее броню? – Никита посмотрел на Богдана.
Несколько
– Сорвался, твою мать, – хмуро ответил он.
Они снова посмотрели на Настю и подошли ближе, рядом с ней стоял ящик водки, треть из него Настя уже опустошила.
– Папа… папочка… Папа!!! – склонившись к его могиле, Мурена продолжала неистово реветь. – Я клянусь тебе, я порву их всех! Всех! Не одной твари не останется в Ижевске! Не один твой внук не погибнет больше! Ааааа!
– Она сгорит от водки, – хмуро сказал Никита, увидев в руках Насти восьмую бутылку, водка из которой проваливалась в нее прямо из горла.
Глеб все же прошел вперед, Богдан не стал больше останавливать его.
– Настюха, – Глеб присел рядом со мной.
– Какого хрена, Глеб? Оставь меня! Я не хочу ни кого видеть!
– Я знаю, Настя, – он изо всех сил обнял меня. – Родная моя, поехали домой.
– Не хочу я ни куда ехать! – я вырвалась из его рук и встала. – Я вообще ни чего не хочу! Мне на хе. не нужна эта власть! Мне нужны они! – снова водка полилась мне в горло, я еле стояла на ногах. – Ты понимаешь? – я посмотрела на Глеба. – Ты можешь сказать мне, как мне жить дальше без них? Как мне жить без отца?! Кто мне заменит его? Никто! И никогда!
– Настя, – Глеб встал рядом и снова обнял меня. – Марк не только тебе был отцом, ты забыла?
– Ни хрена я не забыла, – снова рев вырвался из груди Мурены.
Я высвободилась из объятий Глеба и снова присела у могилы Марка, продолжая безудержно рыдать, Глеб стоял рядом, к нам подошли ребята, я посмотрела на них, они молча смотрели на меня.
– Хе.ово мне. Очень, – всхлипывая, прохрипела я, остатки водки провалились мне в горло, я накрыла голову ладонями, душераздирающий рев вырвался из моей груди.
– Настя, – Богдан присел рядом и обнял меня.
– Суровые сибирские мужики… они были преданны мне… Я же понимала, что Саян су.а, почему я не убедила их?! Зачем я послушала их? Зачем?… – разум затуманивал алкоголь… я перестала реветь… моя голова безвольно склонилась Богдану на грудь.
Ребята посмотрели на Настю – выпитый алкоголь сделал свое дело, Богдан взял Настю на руки, они все вместе еще несколько минут смотрели на могилы друзей.
– А ведь ни одного из них, Настя ни разу не назвала родным, – мрачно заметил Степан.
– Да, Степа, нам померать, вообще не положено. За что ей все это, твою мать? – еще более мрачно высказался Данила.
Они прошли к машинам. Богдан усадил Настю в машину и посмотрел на ребят.
– Мы заедем завтра, Богдан.
– До завтра, – ответил Богдан и сел в машину.
Приехав домой, Богдан подогнал машину к черному входу в дом, где его встретил Федор.
– Федор, детей убери, – сказал ему Богдан, выйдя из машины.
– Они у Анны, – ответил Федор.
– Очень хорошо, – сказал Богдан, взяв Настю на руки, Федор удивленно смотрел на него. – Пьяны мы слегка, Федор. Машину Насти с кладбища пригони.
– Хорошо, – ответил Федор.
Богдан пронес Настю в комнату, уложил на постель, сам присел рядом и посмотрел на нее.
– Маленькая моя, – тихо прошептал он, поцеловал ее щеки и вышел из комнаты…
Проснулась я около трех часов ночи, алкоголь свалил меня лишь ненадолго, на душе было паршиво и тяжело. Я тихонько встала с постели и ушла в ванную, приведя себя в порядок, я тихонько вышла на балкон. Открыв окно, я почувствовала, что за спиной кто-то стоит, обернулась и увидела Богдана, который держал в руках стакан с водой и таблетку аспирина, он бросил таблетку в стакан и протянул стакан мне.
– Спасибо, – я неуверенно посмотрела на него, выпила аспирин, убрала стакан и снова посмотрела на Богдана. – Богдан, – я виновато смотрела на него.
– Не надо, Настя, – тихо сказал он и обнял меня.
– Прогони меня. Хочешь, я сама уйду…
– Не смей так говорить, – он крепче обнял меня. – Не смей даже думать так.
– Я изведу тебя…
– Изведешь, если еще раз отвернешься от меня.
– Я не хотела… Я должна была держать себя в руках… Мне не страшно, мне не сложно… мне очень тяжело… мне невыносимо больно… Я не хочу верить в то, что их больше нет. Никого больше нет. Я не хочу верить в то, что уже никогда Марк не встретит меня у камина, никогда он не назовет меня доченькой, никогда… Я старалась сдержать свою боль. Я не смогла. Прости меня, Богдан.
Богдан смотрел в глаза Насти и понимал, что Насти, по-прежнему, нет, черный взгляд Мурены смотрел на него.
– Настюшенька, – тихо шептал он. – Настенька милая, иди ко мне, – он нежно провел ладонью по моей щеке.
– Ей очень плохо, Богдан.
– Малыш мой, вернись ко мне. Я помогу тебе, Настенька, – черный взгляд Мурены сменился ярко-карим взглядом Настеньки, из глаз которой градом покатились слезы.
– Прости меня… – тихо прошептала я.
– Настюшенька, – Богдан крепко прижал меня к своей груди. – Настенька.
Он уложил меня в постель, крепко обняв его, я продолжала плакать, депрессия набирала обороты.
– Малыш мой, – Богдан присел на постели и достал из тумбочки ампулу и шприц, я покорно протянула ему руку, он сделал мне укол и снова обнял меня. – Я с тобой, маленькая моя…
Проснувшись утром, Богдан тихонько встал с постели, чтобы не разбудить Настю и спустился вниз.
– Доброе утро, Федор. Настя спит, – он протянул ему Настин телефон.
– Доброе. Понял, что смогу разрулю сам.