Противостояние. Том I
Шрифт:
«Когда случается что-то паранормальное, – вновь заговорил Глен, – из всех объяснений идеально подходит и соответствует внутренней логике именно теологическое. Вот почему физика и религия всегда шли рука об руку, вплоть до наших современных целителей, лечащих молитвами и наложением рук».
Гарольд что-то пробурчал, но Глен продолжал гнуть свое: «По моему глубокому убеждению, мы все обладаем сверхъестественными способностями… и они настолько укоренились в нас, что мы очень редко их замечаем. Эти наши способности обычно предупреждают ту или иную беду, и из-за этого заметить их еще сложнее».
«Почему?» – спросила я.
«Потому что это негативный фактор, Фрэн. Ты когда-нибудь читала исследование Джеймса Д.Л. Стаунтона, посвященное железнодорожным и авиационным катастрофам? В тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году он опубликовал статью в социологическом журнале, и таблоиды постоянно ее цитируют».
Мы все покачали головами.
«Ее следует прочитать. Лет двадцать назад мои студенты сказали бы про Джеймса Стаунтона: «Это голова». Он был кабинетным социологом, который в качестве хобби исследовал оккультизм. И написал несколько статей, затрагивающих и социологию, и оккультизм, прежде чем отправился на ту сторону, чтобы проверить правильность или ошибочность своих выкладок».
Гарольд хмыкнул, а Стью и Марк улыбались. Боюсь, я вела себя ничуть не лучше.
«Так расскажите нам о поездах и самолетах», – говорит Пери.
«Что ж, Стаунтон взял статистику по пятидесяти авиационным катастрофам, случившимся после тысяча девятьсот двадцать пятого года, и по более чем двумстам железнодорожным, случившимся после тысяча девятисотого. Ввел эти данные в компьютер. Его интересовали три показателя: общее число пассажиров, количество погибших и вместимость транспортного средства».
«Не понимаю, что он пытался доказать», – подал голос Стью.
«Чтобы понять, надо знать вот еще о чем: он ввел в компьютер и другой набор данных – на этот раз по самолетам и поездам, летевшим или ехавшим теми же маршрутами, но добравшимся до места назначения без происшествий».
Марк кивнул: «Контрольная группа и экспериментальная. Чисто научный подход».
«Результаты получились очень простые, однако их выводы ошеломляли. Но для того чтобы выявить простой статистический факт, пришлось продраться через шестнадцать таблиц».
«Какой факт?» – спросила я.
«Полностью заполненные самолеты и поезда редко терпят катастрофу», – ответил Глен.
«Да это гребаная ЧУШЬ!» – чуть ли не кричит Гарольд.
«Отнюдь, – спокойно говорит Глен. – Стаунтон высказал эту версию, а компьютер ее подтвердил. В тех случаях, когда случались катастрофы, заполненность транспортных средств составляла шестьдесят один процент. В тех случаях, когда обходилось без происшествий, – семьдесят шесть процентов. Разница в пятнадцать процентов весьма существенна, и ее не спишешь на статистическую погрешность. Стаунтон утверждает, что для статистика даже трехпроцентная погрешность – уже повод для размышлений. И он совершенно прав. Это аномалия размером с Техас. Вывод Стаутона: люди знали, какие поезда и самолеты потерпят катастрофу… подсознательно они предсказывали будущее. У вашей тети Салли разболелся живот прямо перед вылетом рейса шестьдесят один из Чикаго в Сан-Диего. И когда самолет падает в невадской пустыне, кто-то говорит: «Ох, тетя Салли, эти боли в животе – знак Божий». Но до исследования Джеймса Стаунтона никто не подозревал, что живот разболелся у тридцати людей… или голова… или возникло странное чувство в ногах, будто тело пытается сказать голове, что в нем сейчас что-то откажет».
«Я просто не могу в это поверить», – говорит Гарольд, горестно качая головой.
«Знаете, примерно через неделю после того, как я первый раз прочитал статью Стаунтона, в аэропорту Логан потерпел катастрофу самолет «Маджестик эйрлайнс». Погибли все, кто находился на борту. Я позвонил в представительство авиакомпании «Маджестик» в аэропорту Логан после того, как все более-менее успокоилось. Представился репортером из «Манчестер юнионлидер» – маленькая ложь во благо. Сказал, что мы готовим материал по авиационным катастрофам последнего времени, и поинтересовался, сколько мест в этом полете пустовали. Человек, с которым я разговаривал, удивился моему вопросу, потому что, по его словам, сотрудники авиакомпании как раз обсуждали этот аспект. Не явилось шестнадцать пассажиров. Я его спросил, а сколько обычно не является на рейс семьсот сорок седьмого из Денвера в Бостон. Он ответил, что три».
«Три», – завороженно говорит Перион.
«Да. Но парень на этом не остановился. От билетов, по его словам, отказались пятнадцать человек, тогда как обычно отказываются максимум восемь. Поэтому хотя заголовки кричали: «АВИАКАТАСТРОФА В ЛОГАНЕ УНЕСЛА ДЕВЯНОСТО ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ», – они могли бы звучать иначе: «ТРИДЦАТЬ ОДИН ЧЕЛОВЕК ИЗБЕЖАЛ СМЕРТИ В АВИАКАТАСТРОФЕ В ЛОГАНЕ».
Что ж… мы еще долго говорили о сверхъестественных способностях, уйдя довольно далеко от наших снов и о том, ниспосланы они нам свыше или нет. Еще один интересный момент возник (уже после того, как Гарольд ушел в полном отвращении), когда Стью спросил Глена: «Если мы все обладаем такими способностями, почему не узнаем сразу, что умер близкий нам человек, или что торнадо только что разрушил наш дом, или что-то в этом роде?»
«Иногда именно так и происходит, – ответил Глен, – но я признаю, что такие случаи редки… и их не столь легко доказать с помощью компьютера. Но вот что любопытно. У меня есть гипотеза…
(Похоже, у него на все есть гипотеза, верно, дневник?)
…что это связано с эволюцией. Вы знаете, когда-то у людей – или у их предков – были хвосты, все тело покрывала шерсть, и они обладали более эффективными органами чувств, чем теперь. Почему это так? Быстро, Стью! Вот твой шанс стать первым в классе и получить все соответствующие почести».
«Наверное, по той же причине, что люди больше не надевают защитные очки и плащи, предохраняющие от пыли, когда садятся за руль. Отпала необходимость. Наступил момент, когда тебе это больше не нужно».
«Именно. И какой смысл в сверхъестественных способностях, если они бесполезны в повседневной жизни? Какую они принесут пользу, если ты работаешь в офисе и вдруг узнаешь, что твоя жена погибла при лобовом столкновении двух автомобилей, возвращаясь из супермаркета? Кто-то все равно позвонит тебе по телефону и скажет, так? Если это чувство и было у нас, оно могло давным-давно атрофироваться. Уйти, как хвост и космы шерсти.
И вот что занимает меня в этих снах, – продолжил Глен. – Они – предзнаменование какой-то будущей борьбы. Мы словно получаем некие смутные картинки героя и антигероя. Соперников, коли угодно. Если это так, мы будто смотрим на самолет, на котором нам суждено лететь… и ощущаем боль в животе. Возможно, нам предоставляют средства, с помощью которых мы можем определить наше будущее. Свободная воля как четвертое измерение: шанс выбрать до совершения события».
«Но мы не знаем, что означают эти сны», – заметила я.