Противостояние. Том I
Шрифт:
Пасть волка раскрылась еще шире, чтобы поглотить ее.
– …имя мое, – пробормотала матушка Абагейл. – Восславьте мое имя, восславьте Бога, от которого все благодеяния, восславьте Его, вы, существа, здесь, внизу, живущие…
Она подняла голову и оглядела комнату, словно не понимая, где находится. Ее Библия упала на пол. В восточном окне разгоралась заря.
– Ох, Господь мой! – вскричала она громким, вибрирующим от эмоций голосом.
Кто добыл воду из скалы, когда нас мучила жажда?
В этом все дело? Дорогой Боже, в этом? Вот почему чешуя покрывала ее глаза и она не видела того, что ей следовало знать?
Горькие слезы потекли по ее щекам, когда она с трудом поднялась и подошла к окну. Артрит иголками впивался в коленные и бедренные суставы.
Она выглянула на улицу и поняла, что ей теперь делать.
Вернулась к стенному шкафу и сняла ночную рубашку. Бросила на пол и теперь стояла обнаженной, открыв тело, которое морщинки покрывали такой густой сетью, что казалось, будто это русло великой реки времени.
– Воля Твоя будет исполнена.
Она начала одеваться.
Часом позже матушка Абагейл медленно шагала на запад по Мэплтон-авеню, уходя из города и направляясь к заросшим густым лесом узким каньонам.
Стью и Ник находились в здании электростанции, когда примчался Глен.
– Матушка Абагейл! – выпалил он. – Она ушла!
Ник пристально посмотрел на него.
– Что ты такое говоришь? – спросил Стью, одновременно отводя Глена подальше от людей, которые наматывали медную проволоку на ротор одного из сгоревших турбогенераторов.
Глен кивнул. Он проехал пять миль на велосипеде и теперь пытался восстановить дыхание.
– Я пошел к ней, чтобы рассказать о нашем вчерашнем собрании и прокрутить запись, если бы она захотела ее прослушать. Я хотел узнать ее мнение о Томе, потому что нервничал из-за всей этой идеи… наверное, где-то под утро слова Фрэнни проняли меня. Я хотел заглянуть к ней пораньше, поскольку Ральф говорил, что сегодня прибывают еще две группы, а вы знаете, как ей нравится встречать новичков. Я пришел к ней примерно в половине девятого. Она не ответила на мой стук, поэтому я вошел. Решил, что уйду, если она спит… но я хотел убедиться, что она не… что она не умерла или что-то в этом роде… она же такая старая.
Взгляд Ника не отрывался от губ Глена.
– Но дома ее не оказалось. А на подушке я нашел это.
Он протянул им бумажное полотенце. Большими и кривыми буквами матушка Абагейл написала:
Я должна на некоторое время уйти. Я согрешила и предположила, что знаю Замысел Божий. Мой грех – ГОРДЫНЯ, и Он хочет, что я вновь нашла свое место в Его работе. Я вернусь к вам, как только будет на то воля Божья.
– Будь я проклят! – воскликнул Стью. – И что нам теперь делать? Как думаешь, Ник?
Ник взял записку, перечитал ее. Вернул Глену. Теперь его лицо отражало не свирепость, а только грусть.
– Полагаю, мы должны перенести общее собрание на сегодня, – высказал свое мнение Глен.
Ник покачал головой. Достал блокнот, написал что-то, вырвал листок, протянул Глену. Стью прочитал написанное, заглядывая тому через плечо.
Человек предполагает, а Бог располагает. Матушка А. обожала эту фразу, часто повторяла ее. Глен, ты сам говорил, что ее направляет кто-то другой – Бог, или собственный разум, или заблуждения. Так чего горевать? Она ушла. Мы не можем этого изменить.
– Но шум… – начал Стью.
– Конечно же, шум будет, – кивнул Глен. – Ник, не нужно ли нам провести еще одно собрание комитета и все обсудить?
Ник написал: С какой целью? Зачем проводить собрание, которое не даст никакого результата?
– Мы могли бы организовать поисковую группу. Она не может далеко уйти.
Ник дважды обвел фразу: «Человек предполагает, а Бог располагает». Ниже дописал: Если мы найдем ее, то как приведем назад? На цепи?
– Господи, нет! – воскликнул Стью. – Но мы не можем оставить ее бродить по окрестностям, Ник! Она вбила себе в голову, что как-то оскорбила Бога. Что, если она решит, что должна уйти в злогребучую пустошь, как какой-то парень из Ветхого Завета?
Ник написал: Я практически уверен, что так она и поступила.
– Ну так пойдем за ней!
Глен положил руку на плечо Стью.
– Притормози, Восточный Техас. Давай рассмотрим последствия случившегося.
– К черту последствия! Нет ничего хорошего в том, чтобы оставить старую женщину бродить день и ночь, пока она не умрет от усталости!
– Она не обычная старая женщина. Она – матушка Абагейл, и здесь она папа римский. Если папа решит, что должен пешком идти в Иерусалим, ты будешь с ним спорить, при условии, что ты добропорядочный католик?
– Черт побери, это не одно и то же, и ты это знаешь!
– Нет, это одно и то же. Будь уверен. По крайней мере именно так воспримут случившееся люди в Свободной зоне. Стью, ты готов утверждать, что не Бог повелел ей идти в пустошь?
– Не-е-ет… но…
Все это время Ник что-то писал и теперь протянул листок Стью, который не сразу смог разобрать некоторые слова. Обычно Ник писал чуть ли не каллиграфическим почерком, но сейчас либо торопился, либо проявлял нетерпение:
Стью, это ничего не меняет, разве что моральный климат Свободной зоны. Люди не разбегутся только потому, что она ушла. Это лишь означает, что на текущий момент мы не сможем согласовывать с ней наши планы. Может, оно и к лучшему.
– Я сойду с ума, – покачал головой Стью. – Иногда мы говорим о ней так, будто она – препятствие, которое надо обойти, вроде блокпоста на дороге. Иногда мы говорим о ней, будто она – папа римский, и если она что-то хочет сделать, значит, это правильно. И потом, так уж вышло, я просто ее люблю. Чего ты хочешь, Ник? Чтобы кто-то наткнулся на ее тело в одном из этих тупиковых каньонов к западу от города? Ты хочешь оставить ее там, пока она не превратится в… святую трапезу для ворон?