Противостояние. Том I
Шрифт:
От короткого замыкания возник пожар на Ивовой улице, но десяток добровольцев-пожарных быстро прибыл туда и потушил огонь. Крышку канализационного люка на пересечении Бродвея и Ореховой улицы подбросило в воздух, она пролетела около пятидесяти футов и приземлилась на крышу магазина игрушек «Оз», как большая ржавая блошка.
В этот день, названный Днем электричества, в Зоне погиб один человек. По неизвестной причине взорвался магазин автомобильных запчастей на Жемчужной улице. Рич Моффэт сидел на ступеньках дома на другой стороне улицы, с сумкой разносчика газет, в которой лежала бутылка виски «Джек Дэниелс». Металлический лист обшивки ударил его и убил на месте. Больше Рич не разбил ни одного окна.
Стью находился в палате Фрэн, когда ожили флуоресцентные лампы на потолке. Он наблюдал, как они мерцали, мерцали, мерцали – и наконец вспыхнули привычным светом. Ему удалось оторвать от них взгляд лишь после того, как прошло почти три минуты. Когда он посмотрел на Фрэн, ее глаза блестели от слез.
– Фрэн! Что не так? Тебе больно?
– Ник, – ответила она. – Ник этого не увидит, и это неправильно. Я хочу помолиться за него, если смогу. Я хочу попытаться.
Он обнимал ее, но не знал, молилась она или нет. Внезапно осознал, как же ему недостает Ника, и возненавидел Гарольда сильнее, чем когда-либо. Фрэн говорила правду. Гарольд не только убил Ника и Сью; он украл у них свет.
– Ш-ш-ш, – прошептал он. – Фрэнни, ш-ш-ш.
Но плакала она долго. А когда слезы наконец иссякли, Стью нажатием кнопки включил электромотор, поднимающий изголовье кровати, и зажег лампу на прикроватном столике, чтобы Фрэнни могла почитать.
Стью будили, тряся за плечо, и ему потребовалось много времени, чтобы окончательно проснуться. Его разум медленно просматривал казавшийся бесконечным список людей, которые могли попытаться украсть у него сон. Начинался он с матери, говорившей ему, что пора вставать, и растапливать печь, и собираться в школу. За ней следовал Мануэль, вышибала в маленьком паршивом борделе в Нуэво-Ларедо, заявляющий, что он уже получил положенное на двадцатку и надо заплатить еще двадцать, если он хочет остаться на всю ночь. Потом медсестра в белом защитном костюме, которая хотела измерить давление крови и взять мазок из горла. Фрэнни.
Рэндалл Флэгг.
Последняя мысль разбудила Стью, будто ушат холодной воды, выплеснутый в лицо. Но никого из перечисленных выше он не увидел. За плечо его тряс Глен Бейтман, компанию которому составлял Коджак.
– Как же трудно тебя будить, Восточный Техас, – покачал головой Глен. – Лежишь, как бетонный столб. – В почти полной темноте едва проступал его силуэт.
– Для начала ты мог бы зажечь свет.
– Знаешь, я совершенно об этом забыл.
Стью включил лампу, сощурился от яркого света, подслеповато уставился на механический будильник. Без четверти три.
– Что ты тут делаешь, Глен? Я, между прочим, спал. Говорю на случай, если ты этого не заметил.
Ставя будильник на прикроватный столик, он впервые взглянул на Глена. Бледного, испуганного… и старого. Изможденное лицо прорезали глубокие морщины.
– Что случилось?
– Матушка Абагейл, – тихо ответил Глен.
– Умерла?
– Да поможет мне Бог, но я бы этого хотел. Она очнулась. И ждет нас.
– Нас двоих?
– Нас пятерых. Она… – Его голос вдруг стал хриплым. – Она знала, что Ник и Сюзан мертвы, и знала, что Фрэн в больнице. Понятия не имею, как ей это удалось, но она знала.
– То есть она хочет видеть комитет?
– То, что от него осталось. Она умирает и говорит, что должна нам что-то сказать. И я не знаю, хочу ли я это слышать.
Ночь выдалась холодной – еще не морозной, но холодной. Куртка, которую Стью взял в стенном шкафу, пришлась очень кстати, и он застегнул молнию до подбородка. Ледяная луна, висящая над головой, заставила его подумать о Томе, который получил установку возвратиться в полнолуние. Сейчас луна только вошла во вторую четверть. И один Бог знал, где она светит на Тома, на Дейну Джергенс, на Судью Ферриса. Бог также знал, что она смотрит на те странности, что происходили здесь.
– Сначала я разбудил Ральфа, – сообщил Глен. – Послал его в больницу за Фрэн.
– Если бы доктор считал, что она может встать, он бы отправил ее домой! – сердито бросил Стью.
– Это особый случай, Стью.
– Для человека, который не хочет услышать, что скажет эта старая женщина, ты очень уж торопишься пригнать туда Фрэн.
– Я боюсь этого не сделать, – ответил Глэн.
Джип остановился перед домом Ларри в десять минут четвертого. Все окна сияли – не лампами Коулмана, а нормальным электрическим светом. Горел и каждый второй уличный фонарь – не только здесь, но и по всему городу, и Стью, сидя в джипе Глена, как зачарованный смотрел на них всю дорогу. Последние из летних мотыльков, медлительные из-за холода, лениво бились в натриевые сферы.
Они вылезли из джипа как раз в тот момент, когда из-за угла показались лучи фар. К дому подкатил старый, громыхающий пикап Ральфа и остановился нос к носу с джипом. Ральф вылез из кабины, а Стью быстро подошел к двери пассажирского сиденья, на котором сидела Фрэн, привалившись спиной к диванной подушке.
– Привет, крошка, – мягко поздоровался он.
Она взяла его за руку. В темноте ее лицо напоминало бледный диск.
– Сильно болит? – спросил Стью.
– Не очень. Я приняла эдвил. Только не торопи меня.
Он помог ей вылезти из кабины, и Ральф взял ее за другую руку. Оба заметили, как она морщится.
– Хочешь, чтобы я тебя донес? – спросил Стью.
– Сама дойду. Просто поддерживай меня, хорошо?
– Конечно.
– И иди медленно. Мы, бабульки, быстро не можем.
Они обошли пикап Ральфа сзади, скорее волоча ноги, чем шагая. Когда добрались до тротуара, увидели, что Глен и Ларри стоят в дверях, наблюдая за ними. Освещенные сзади, они напоминали фигурки, вырезанные из черной бумаги.
– И что ты об этом думаешь? – прошептала Фрэнни.
Стью покачал головой:
– Я не знаю.
Они подошли к ступеням, ведущим к двери. Чувствовалось, что у Фрэнни сильно болит спина, и Ральф на пару со Стью помогли ей подняться. Ларри, как и Глен, казался бледным и встревоженным. На нем были линялые джинсы, рубашка навыпуск, застегнутая не на те пуговицы, и дорогие мокасины на босу ногу.
– Я очень сожалею, что пришлось тащить вас сюда, – сказал он. – Я сидел с ней, дремал, время от времени просыпался. Мы дежурили у кровати. Вы понимаете?