Противостояние. Том I
Шрифт:
– Боюсь, ты должен, потому что больше никого нет. Ты теперь сам по себе.
Том заплакал.
Ник наклонился вперед. Взмахнул рукой. Пощечины Том не ощутил – рука Ника по-прежнему напоминала дым, который обогнул его, а может, прошел насквозь, – но голова Тома откинулась назад. И что-то в голове вроде бы лопнуло.
– Прекрати! Сейчас тебе нельзя быть ребенком, Том! Будь мужчиной! Ради Бога, будь мужчиной!
Том смотрел на Ника широко раскрытыми глазами, прижимая руку к щеке.
– Ходи с ним, – продолжил Ник. – Ставь его на здоровую ногу. Таскай, если придется. Но только не давай все время
– Он не в себе, – сказал Том. – Он кричит… кричит на людей, которых нет.
– У него бред. Все равно прогуливай его, когда сможешь. Заставляй принимать пенициллин, по одной таблетке. Давай ему аспирин. Держи его в тепле. Молись. Все это ты в состоянии делать.
– Хорошо, Ник. Хорошо, я постараюсь быть мужчиной. Я постараюсь запомнить. Но я бы хотел, чтобы ты был здесь, родные мои, да, хотел бы!
– Ты сделаешь все, что в твоих силах, Том. Большего и не требуется.
Ник ушел. Том проснулся и обнаружил, что стоит в пустой аптеке у прилавка рецептурных лекарств. На прилавке увидел четыре пузырька с таблетками. Долго смотрел на них, а потом забрал.
В отель Том вернулся в четыре утра, вымокший под ледяным дождем. Непогода утихала, и на востоке уже появилась полоска зари. Коджак радостно залаял, увидев Тома, Стью застонал и проснулся. Том опустился рядом с ним на колени.
– Стью!
– Том… Трудно дышать.
– У меня есть лекарство, Стью. Ник мне показал. Ты его примешь и избавишься от инфекции. Одну таблетку ты должен принять прямо сейчас. – Из пакета, который он принес с собой, Том достал четыре пузырька с таблетками и высокую бутылку гаторейда [230] . Насчет сока Ник ошибся. В супермаркете Грин-Ривера хватало бутылок с соком.
Стью смотрел на пузырьки, поднеся их к глазам.
– Том, где ты это взял?
– В аптеке. Их дал мне Ник.
230
Гаторейд – серия напитков, обогащенных белком, в том числе на основе фруктовых соков.
– Нет, правда?..
– Правда! Правда! Первым ты должен принять пенициллин, чтобы посмотреть, поможет ли он тебе. На каком написано «пенициллин»?
– На этом… но, Том…
– Нет. Ты должен. Так сказал Ник. И тебе надо ходить.
– Я не могу ходить. У меня сломана нога. И я болен! – Голос Стью стал злобным и раздражительным. Голосом больного.
– Ты должен. Или я буду тебя таскать.
Стью впал в полубессознательное состояние. Том положил капсулу пенициллина ему в рот, и Стью рефлекторно проглотил ее, а чтобы она не застряла в горле, запил гаторейдом. Тут же закашлялся, и Том принялся хлопать его по спине, как подавившегося ребенка. Потом поставил Стью на здоровую ногу и принялся таскать по вестибюлю. Коджак озабоченно следовал за ними.
– Пожалуйста, Господи, – молил Том. – Пожалуйста, Господи, пожалуйста, Господи.
– Я знаю, где взять стиральную доску, Глен! – крикнул Стью. – В магазине музыкальных инструментов! Я видел одну в витрине.
– Пожалуйста, Господи. – Том тяжело дышал. Голова Стью каталась по его плечу. Он чувствовал, что она горячая, как
Никогда Боулдер не казался таким далеким, как в это ужасное утро.
Борьба Стью с воспалением легких продолжалась две недели. Он выпивал кварты гаторейда, овощных соков, виноградного сока, различных апельсиновых напитков. Он плохо соображал, что пьет. Его моча стала едкой и приобрела сильный запах. Он дул в кровать, как младенец, а его кал желтизной и полужидкой консистенцией напоминал кал новорожденного. Том мыл Стью и содержал в чистоте. Том таскал его по вестибюлю отеля «Юта». И Том ждал, когда Стью проснется, и не потому, что Стью бушевал во сне, а потому, что затрудненное дыхание наконец ушло.
От пенициллина кожа Стью через два дня покрылась отвратительной красной сыпью, и Том переключился на ампициллин. Этот антибиотик сыпи не вызывал. Седьмого октября, проснувшись утром, Том увидел, что Стью спит крепче, чем в последние дни. Его тело покрывал пот, но лоб был холодным. Ночью температура упала. И следующие двое суток Стью практически полностью проспал. Тому пришлось будить его, чтобы дать ему таблетки и сахарные кубики из ресторана отеля.
Одиннадцатого октября ему стало хуже, и Том жутко испугался, что это конец. Но температура поднялась не очень высоко, а дыхание не стало таким натужным и затрудненным, каким было утром пятого и шестого.
Тринадцатого октября Том задремал в одном из больших кресел вестибюля, а когда проснулся, увидел, что Стью сидит и оглядывается.
– Том, – прошептал он. – Я жив.
– Да! – радостно воскликнул Том. – Родные мои, да!
– Я голоден. Можешь сварганить какой-нибудь супчик, Том? Скажем, с лапшой?
К восемнадцатому силы постепенно начали возвращаться к нему. Он уже мог ходить по вестибюлю на костылях, которые Том принес из аптеки. Зуд в сломанной ноге, где начали срастаться кости, сводил Стью с ума. Двадцатого октября он впервые вышел на улицу, надев термобелье и огромный овчинный тулуп.
День выдался довольно теплым и солнечным, но чувствовалось приближение холодов. В Боулдере, возможно, еще стояла осень, осины окрасились золотом, однако здесь до прихода зимы оставалось совсем недолго. Стью видел пятна снега в тенистых местах.
– Я не знаю, Том, – сказал он. – Думаю, мы сможем добраться до Гранд-Джанкшена, но потом просто не знаю. В горах уже наверняка много снега. И еще какое-то время я не решусь отсюда уезжать. Мне нужно вновь научиться ходить.
– И сколько пройдет времени, прежде чем ты вновь научишься ходить?
– Не знаю, Том. Нам просто придется ждать. Там будет видно.
Стью твердо решил не гнать лошадей, не торопиться. Он достаточно близко познакомился со смертью и теперь наслаждался выздоровлением. Он хотел восстановиться полностью. Из вестибюля они перебрались в смежные комнаты на первом этаже. Еще одна комната, по другую сторону коридора, стала временной будкой Коджака. Нога Стью действительно срасталась, но ей уже никогда не удалось бы стать такой прямой, как прежде, если бы только Джордж Ричардсон вновь не сломал ее и не загипсовал, сведя обломки костей как положено. Стью не сомневался, что будет хромать, когда сможет обходиться без костылей.