Противостояние. Том I
Шрифт:
На следующий день, еще до рассвета, Коджак разбудил их громким лаем. Стью подкрался к выходу из палатки с винтовкой в руках. И впервые увидел волков. Они подошли вплотную, сидели вокруг лагеря, не выли – только смотрели. Их глаза поблескивали зеленым. Все они, казалось, безжалостно ухмылялись.
Стью выстрелил шесть раз, практически не целясь. Волки разбежались. Один высоко подпрыгнул и рухнул. Коджак подбежал к нему, обнюхал, поднял лапу и помочился.
– Волки по-прежнему его, – пробормотал Том. – И всегда будут его.
Он пребывал в каком-то полусне. Веки не желали подниматься,
– Том… он мертв? Ты знаешь?
– Он никогда не умрет, – ответил Том. – Он в волках, родные мои, да. В воронах. Он – тень совы в полночь и скорпиона ясным днем. Он спит головой вниз вместе с летучими мышами. Он слеп, как они.
– Он вернется? – с ужасом спросил Стью, почувствовав, как внутри все похолодело.
Том не ответил.
– Томми…
– Том спит. Он ушел смотреть на слона.
– Том, ты можешь увидеть Боулдер?
Далеко-далеко белая полоска зари поднималась по небу, разорванная безжизненными горными пиками.
– Да. Они ждут. Ждут известий. Ждут весны. В Боулдере все спокойно.
– Ты можешь увидеть Фрэнни?
Том просиял.
– Фрэнни, да. Она толстая. Думаю, она собирается рожать. Она переехала к Люси Суонн. Люси тоже ждет ребенка. Но Фрэнни родит первой. Да только… – Лицо Тома потемнело.
– Том? Что – только?
– Ребенок…
– Что с ребенком?
Том в недоумении осмотрелся.
– Мы стреляли в волков, да? Я заснул, Стью?
Стью выдавил улыбку.
– Ненадолго, Том.
– Мне приснился слон. Смешно, правда?
– Да.
Что с ребенком? Что с Фрэн?
Он начал подозревать, что они не успеют вовремя добраться до Боулдера: то, что видел Том, произойдет до их возвращения.
Хорошая погода закончилась за три дня до Нового года, и они остановились в Киттридже. До Боулдера оставалось так недалеко, что теперь любая задержка вызывала горькое разочарование. Даже Коджак нервничал и не находил себе места.
– Скоро пойдем дальше? – с надеждой спросил Том.
– Не знаю, – ответил Стью. – Хочется верить, что скоро. Нам бы еще два дня хорошей погоды, я уверен, больше и не нужно. Черт! – Он вздохнул, потом пожал плечами. – Что ж, может, только посыплет и перестанет.
Но буран выдался самым сильным за всю зиму. Снег валил пять дней, и местами высота сугробов достигла двенадцати, а то и четырнадцати футов. Когда второго января они сумели выбраться на поверхность и увидели солнце, плоское и маленькое, как тусклая медная монета, все ориентиры исчезли. Большую часть крошечного делового района города не просто засыпало, а похоронило под толстым слоем снега. Ветер придавал сугробам, поднимающимся над белизной, причудливые формы. Они будто попали на другую планету.
Они двинулись дальше, но с гораздо меньшей скоростью. Поиск дороги из относительного пустяка превратился в серьезную проблему. Кроме того, снегоход часто застревал, и им приходилось его откапывать. А на второй день тысяча девятьсот девяносто первого года до их ушей начал доноситься рокот лавин.
Четвертого января они подошли к тому месту, где федеральное шоссе 6 отходило от автострады, беря курс на Голден, и, пусть они этого не знали – ни снов, ни предчувствий, – в этот день у Фрэнни Голдсмит начались схватки.
– Отлично! – вырвалось у Стью, когда они остановились у поворота. – Больше дорогу искать не нужно. Ее прорубили в скалах. Нам чертовски повезло, что мы не проскочили мимо.
Зато появилась новая проблема – тоннели. Чтобы добраться до входа, им приходилось или отбрасывать свежий снег, или вгрызаться в ранее сошедший слежавшийся. В самом тоннеле снегоход ревел и шлепал по асфальту.
Хуже того, тоннели пугали – Ларри и Мусорный Бак могли бы много чего рассказать об этом. Там было темно, как в шахте, если не считать конуса света, вырывающегося из фары снегохода, потому что с обоих торцов тоннели завалило снегом. Возникало ощущение, что ты находишься в темном холодильнике. Медленное продвижение по тоннелю заканчивалось тем, что приходилось прилагать титанические усилия и инженерную смекалку, чтобы выбраться из него. И Стью все время боялся, что в конце концов они попадут в тоннель, миновать который не смогут, как бы ни старались, передвигая застывшие автомобили и освобождая дорогу снегоходу. Если бы такое произошло, им пришлось бы разворачиваться и возвращаться на автостраду. То есть они потеряли бы не меньше недели. О том, чтобы оставить снегоход, не могло быть и речи: сделав это, они обрекли бы себя на растянутое во времени самоубийство.
А Боулдер находился уже совсем близко.
Седьмого января, примерно через два часа после того, как они прорыли себе путь из очередного тоннеля, Том поднялся и указал вперед:
– Что это, Стью?
Стью устал и пребывал в скверном настроении. Снов он больше не видел, но, так уж вышло, это пугало его еще сильнее.
– Не вставай на ходу, Том, сколько раз я должен тебе это говорить? Ты свалишься, уйдешь головой в снег и…
– Да, но что это? Похоже на мост. Мы должны пересечь реку, Стью?
Стью посмотрел, увидел, снизил обороты двигателя, потом заглушил его.
– Что это? – озабоченно повторил Том.
– Эстакада, – пробормотал Стью. – Я… я просто не верю…
– Эстакада? Эстакада?
Стью повернулся и сгреб Тома за плечи.
– Это эстакада Голдена, Том. Впереди сто девятнадцатое, шоссе сто девятнадцать! Дорога на Боулдер! Мы всего в двадцати милях от города! Может, и ближе!
Том наконец-то понял и раскрыл рот. Он выглядел так комично, что Стью рассмеялся и хлопнул Тома по спине. Даже ноющая боль в ноге теперь совершенно его не беспокоила.
– Мы почти дома, Стью?
– Да, да, да-а-а-а-а!
Тут они схватили друг друга за руки и принялись неуклюже танцевать, поднимая фонтаны белой пыли, падая и поднимаясь, засыпанные снегом. Коджак какое-то время изумленно смотрел на них, а потом начал прыгать рядом, радостно лая и виляя хвостом.
На ночлег они остановились в Голдене и уже рано утром двинулись по шоссе 119 к Боулдеру. Предыдущую ночь спали плохо. Никогда еще Стью не испытывал такого нетерпения… смешанного с нарастающей тревогой за Фрэнни и ребенка.