Противостояние
Шрифт:
Суслов ложку облизал:
— Бабы все шалавы.
И получил от Гриши затрещенну:
— Молкни, щеня.
Сержант Замятин закурил, вздохнув:
— Дураки вы. Мальчишки, — заметил тихо, задумчиво.
— Чего вдруг? — озадачился Абрек. — Ясно же — с майором закрутила. Пара дней в расположении, а уже пристроилась.
— Вот и говорю, мальчишки вы. Поверху судите. А вы обратили внимание, как наш майор на нашего лейтенанта смотрит?
— Как мужик, который хочет. И знает, что получит, — проворчал Кузнецов.
— Неет, паря, тут не только мужское естество играет, тут выше бери, больше. Глубокое, до печени, до пяток. Даа, — вздохнул опять, взгляд пространный, почти мечтательный. — Любаша так моя на меня смотрела, жинка моя, женщина необыкновенная. И уж чего только от меня дурака не стерпела. А я не понимал… Два года вот без нее мыкаюсь и только дошло до старого полудурка. Оно завсегда так — есть и вроде, чего еще надо? Обстиран, обглажен, накормлен да пригрет. А вот нет ее рядом и словно ничего нет. А вот ее бы… Эх, рядом бы просто посидеть.
Тихо стало.
Кузнецов помолчав сказал словно себе только:
— А я свою сразу понял. И про себя и про нее. Заморыш была, страшненькая, ой! А прикипел вмиг. И серо без нее, что ли?… Она у меня шебутная, все спокойно не живется. Как на вулкане жили, так ведь и чувствовал — живу…Эй, мужики, махра есть у кого? Дайте, — поднялся. — Растравил ты мне душу, Васильевич.
— Домой бы быстрее, — потер лицо Хворостин. — Н-дааа.
Николай за руки ее взял:
— Леночка, вещи свои собери.
— Зачем?
— Не место тебе с мужиками в сырой землянке.
— А им место?
Мужчина голову опустил, ладошку ей поглаживая. Дрожит все внутри, мысли путает. Вздохнул:
— Не место, Леночка, всем нам здесь не место, а уж фрицам подавно. Я же о другом. У меня поживешь, комната свободная. Там удобнее тебе будет.
— Как это, Коля? Отделение мое здесь, я там? Да и что люди скажут?
— Это важно? — посмотрел на нее и было что-то в его глазах жаркое, такое от чего сердце обмирало и тепло внутри становилось, волнительно.
— Нееет, — протянула неуверенно. Ей точно нет. Но он командир батальона, может, ему суждения чужие важны.
Но выходило и ему все равно, а значило это одно — нужна и чувствует он к ней тоже, что и она к нему. И хорошо стало на душе, светло, радостно.
— Леночка, забери вещи, я тут подожду. Нет в том плохого. Приходить к ребятам будешь…
— Нет, Коля, что за командир, который только приходит к подчиненным.
— Но они же солдаты, взрослые люди, да и ты не нянечка им. Затишье пока, можно, — дрогнувшей рукой волосы ей огладил. Сжал бы сейчас в объятьях, смял, в губы впился… нельзя, вспугнет.
У Лены в голове мутилось, не думалось ни о чем, только тревога сладкая, непонятная в груди росла и, так от нее уходить не хотелось, что девушка попросила:
— Потом на эту тему поговорим, хорошо?
— Ну, хорошо, — согласился. Завтра, послезавтра — не суть. Что надо, он ей сам обеспечит. — Ты не обедала?
— Нет.
Какой обед?
— Пойдем, — повел ее к штабу.
На крыльце Семеновский курил. На пару глянул, как ни в чем не бывало, руку Санину подал.
— А вы кушать идите, Елена Владимировна. Михаил там чего-то наметал уже, — заметив неуверенность девушки, молвил. Та еще больше смутилась: что тон его ласковый, что величания — к чему, почему?
— Иди, Леночка, — улыбнулся ей Николай. — Мы тут перекурим, подойдем.
Она ушла, Санин на Семеновского глянул, закурил:
— В штабе что слышно, Николай Иванович?
— Передышка наметилась, Владимир Савельевич.
— Хорошо. Подустали бойцы. Я тебя тут сильно тревожить не буду, вижу, есть с кем пообщаться, — усмехнулся. — Ты не сердись, Николай Иванович, но на Елену Владимировну документики я затребовал. Чудеса, видишь ли, не моя компетенция, да и любопытно, как оно так в жизни бывает: вроде погибла, а нет — жива.
— Партизанила она, — отрезал Николай, а внутренне напрягся. Только неприятностей с особым отделом им с Леной и не хватало. Вот уж где прикрыть ее не сможет, так это здесь. Семеновский-то ладно, если что, договорится с ним — неплохой он мужик, если с правильным подходом к нему, то и он с пониманием. Но лишь бы чего не накопали вышестоящие. Понятно, что и накапывать на Лену нечего, но тут не в фактах, а в желании суть. Захотят так и корову вон засудят, в чем угодно обвинят.
— В курсе. Вот в ЦШПД и послал запрос. Обязан, Николай Иванович. Ты приказ-то на ваше новое положение оформлять думаешь? Чтобы официально, значит, все узаконено было?
— Сейчас? — нахмурился.
— Да нет, — улыбнулся. — Сейчас вам ясно не до того. Но так и я могу, мне не трудно.
— Был бы благодарен.
— Ладно, Коля, приятного аппетита, — откинул папироску. С крыльца спустился и потопал по улице.
Санин настороженно вслед ему смотрел: оформить не проблема, только он заикнись, а ну Лена рассердится, отошьет? Вроде бы со всем расположением к нему, но кто там, что в сердце женском знает? А ерунда будет полная и неприятная, если Лена откажется его женой быть, а он настаивает, что муж ей. Вот тогда точно с особистами разборок не избежать.
Семеновский мужчина скорый, сегодня сказал — завтра сделал. Придется Николаю сегодня с Леной на эту тему говорить, подготовить.
Не о чем говорили, а вроде бы о многом. Он руку ей на плечо положил осторожно — не стряхнула. И волнами от этого мурашки по коже бегают. Вывод-то прост — не противен он ей.
Склонился к губам — она взгляд вниз, но лицо не отворачивает. Николай осторожно губ ее коснулся, и не сдержался, впился поцелуем. А она податливая — то ли обомлела, то ли заробела. Сжал в объятьях — голова закружилась, понесло — ничего, никого нет, и сладко до одури. Но только на коленку руку положил, ладонью ножку огладил — дернулась, отстранилась.