Противостояние
Шрифт:
В. ПОЗНЕР: Вы очень много работаете, спите по 4–5 часов. Ваши слова: «Чем больше у людей власти, влияния, известности, тем выше цена за этот успех, за влияние и так далее». Вы какую цену платите за свой успех, за свое влияние?
Т. КАНДЕЛАКИ: Наверное, самое трудное — это количество людей, которые благодаря твоему успеху получают право говорить о тебе нелицеприятные вещи. Но тебе самому в какой-то момент (и вы наверняка со мной согласитесь) от этого становится, скажем, не так уже больно, не так остро воспринимается. Но вот членам семьи бывает очень больно. Это и есть та цена, я считаю, потому что каждый раз мне приходится объяснять маме то или иное высказывание в мой адрес. А для меня мнение мамы является основополагающим по сей день.
В.
Т. КАНДЕЛАКИ: Конечно. Это же из письма.
В. ПОЗНЕР: Из призыва пятидесяти пяти, который был подписан в том числе вами 5 марта, в день смерти Сталина, кстати. С течением времени вы не сожалеете о том, что подписали это письмо?
Т. КАНДЕЛАКИ: Зависит от того, что вы имеете в виду. Я подписывала письмо в защиту судей. Другое дело, что меня ж никто не спрашивает и не слышит. Потому что очень удобно использовать это письмо в политических целях для дискуссии. Относительно же людей, которые сегодня не представляют угрозы обществу, я вам однозначно скажу: они не должны сидеть в тюрьме. А в письме говорится о том, что на судей не должно оказываться давление. Это и в ваших интересах, и в моих, и в интересах людей, которые на нас с вами смотрят и которые меня в том числе порицали.
В. ПОЗНЕР: То есть, если вернуться к тому вопросу, который я вам задал: если бы вам предложили подписать это письмо снова, то вы согласились бы?
Т. КАНДЕЛАКИ: Сказать вам «нет» — это продемонстрировать, что я безответственный человек, который подписывает что попало, не задумываясь. В моей жизни очень много поступков (и мы с вами сейчас об этом говорили), за которые я буду нести ответственность до конца. Но я не боялась совершать эти поступки, не боялась ошибаться. И не боялась в том числе нести за это ответственность. Я повторяла и повторяю: на судей не должно оказываться давление… При этом перед вами сидит тот самый человек, который вместе с нашим с вами другом Алексеем Алексеевичем Венедиктовым лично летал к Михаилу Николаевичу Саакашвили, чтобы вытащить из тюрьмы человека.
В. ПОЗНЕР: Оставим Саакашвили на минуточку, мы к нему вернемся (не то чтобы он дико меня интересует, но мне интересны ваши отношения). Я хочу знать одно: вы не считаете, что подписание этого письма было вашей ошибкой?
Т. КАНДЕЛАКИ: Если бы я знала о том, как интерпретируют подписание этого письма, я наверняка, подписывая его, сделала бы огромное сообщение о том, почему я его подписываю, подчеркнув причины моего подписания… Однако скажем честно: меня не стали спрашивать о моем мнении по поводу Ходорковского. Люди принялись огульно обвинять меня в том, что я подписалась против Ходорковского… Вопрос ваш был не об этом, но мне важно донести это до тех, кто меня обвинял, оскорблял и говорил в моей адрес нелицеприятные вещи. Я знаю, что вы очень сильный человек, и в вашей жизни были моменты, когда вы признавались насчет того же Иновещания — мол, «да, я занимался пропагандой». И для меня это пример того, как человек способен, спустя какое-то время, осознать свое решение, переоценить его и сделать вывод, что он был прав или не прав. Не так много времени прошло. Я сталкивалась с российским судом и готова повторять: на суд не должно оказываться давление ни со стороны власти, ни со стороны общественности. Я считаю, что это справедливо… Однако в отношении письма — очень много говорилось о том, что за компания его подписала, как его состряпали. Если я хочу высказать какую-то точку зрения, мне абсолютно все равно, кто находится рядом со мной и где я ее говорю. Главное, чтобы мои слова самим себе не противоречили.
В. ПОЗНЕР: Позавчера прошли аж четыре митинга. Шествие на Калужской площади до Болотной — «За честные выборы». На Поклонной в поддержку Путина с лозунгом «Нам есть что терять». Митинг Жириновского на Пушкинской
Т. КАНДЕЛАКИ: Приятно, что вы столь внимательно относитесь даже к самым некомпетентным СМИ. Я как раз хотела поговорить с вами о том, как из «Твиттера» вырываются твиты, и я просто любуюсь на эту практику, ставшую уже в журналистике хорошим тоном, — вырвать какой-то твит, пришить его к какому-то мнению, даже не факту… Отвечая же на ваш вопрос: да, я была на Якиманке, я активно выкладывала большое количество видео. И я была на Поклонной горе, когда митинг только начинался, потому что живу рядом (я ехала с Кутузовского). И потом снова туда заехала и посмотрела. Я была и там, и там, и на Сахарова. Ведь я и наблюдатель, и журналист, и общественный деятель, я много об этом высказываюсь, и руководствоваться чьим-то мнением, когда о чем-то говорю, я не хочу. Я желаю руководствоваться только фактами. Я была везде, но недолго, потому что на прошлом митинге я заболела, и болела долго.
В. ПОЗНЕР: Да, холодно, конечно. В своем блоге вы рассказывали довольно смешную историю о том, как в школе вас дразнили «Тиной болотной» после песни Черепахи Тортиллы «Затянуло бурой тиной гладь старинного пруда». Но потом, когда на экранах появилась Тина Тернер, все это изменилось, вы стали в какой-то степени героиней… Ксения Собчак ныне называет вас «болотным оборотнем» — вы в курсе?
Т. КАНДЕЛАКИ: И не только так! Она очень много эпитетов в мой адрес через Twitter сообщает.
В. ПОЗНЕР: А почему?
Т. КАНДЕЛАКИ: Не знаю. Вы хотите про это бабское поговорить?.. Ведь все, что касается оскорблений, — мол, давайте соберемся, побьем, что-то такое сделаем, — это все бабство, на мой взгляд.
В. ПОЗНЕР: Хорошо, оставим это, вернемся к митингам. Значит, вы были там недолго, но все-таки у вас какие-то ощущения сложились, наверное, от того и от другого?
Т. КАНДЕЛАКИ: На Якиманку я попала, когда уже шла колонна националистов. Она была немногочисленной — я выкладывала видео в «Твиттере», — но это выглядело страшно. Поймите меня правильно, это мои внутренние ощущения, но я не могу находиться рядом с людьми, которые идут под черными флагами, у которых остекленелый взгляд и которые, кстати, очень хорошо подготовлены. Прекрасный мерчендайзинг, могу вам сказать, атрибутика, флаги, организация — все замечательно. Но страшно.
В. ПОЗНЕР: Я тоже там был, шел пешком от Калужской до Болотной. Сначала я обогнал коммунистов — их было там очень много. Потом националистов. Затем в общегражданскую колонну попал. Поэтому у меня есть более-менее цельное ощущение от этого.
Т. КАНДЕЛАКИ: Ощущение, как от радуги — разного цвета не только флаги, но и люди. Разные люди шли в этих колоннах. Много прекрасных, светлых, умных, чистых лиц, в том числе и моих друзей. Многие мои близкие были и там, и там, и я вообще не хочу делить свой народ. Вспомнились слова Ленина: «Когда я рву с людьми политически, я рву с ними и лично». У меня было изначально положительное отношение и к «тем» людям, и к «не тем». Не потому, что я ко всем хочу пристроиться, а потому что я считаю, что делить людей по их политическим взглядам (только если это не националисты — для меня это принципиально) — коммунистическая античеловеческая бредятина. Я шла, смотрела. Были люди, абсолютно для меня неприемлемые, были люди, с которыми я достаточно много времени в своей жизни провела (это коммунисты), потому что я была уже взрослой девочкой, когда Советский Союз рухнул. И были люди, которых я могу назвать друзьями, приятелями. Моих сотрудников там было много, и я была только «за» и сама вместе с ними ходила. Потом, на Поклонной, тоже были разные люди. На Поклонной так называемых бюджетников было достаточно много — во всяком случае в том кругу, в котором я стояла. Но в то же время не могу не сказать, что видела там своих знакомых. Я так и приходила, собственно говоря: созванивалась с друзьями, подходила туда, мы какое-то время шли, затем постояли, поговорили об ощущениях.