Противостояние
Шрифт:
"Уже в военную форму успели одеться, - подумал Алексей.
– Быстро. Ладно, пойдем выслушаем приговор".
Расплывшись в улыбке, он направился к старому сослуживцу.
– Здравствуйте, Гюнтер, - произнес Алексей, пожимая вице-адмиральскую руку.
– С чем вы ко мне?
– Я прибыл к вам по поручению президента, - стараясь выглядеть как можно официальное, проговорил Вайсберг.
– Что же, прошу вас.
Они прошли в беседку и сели в плетеные кресла, установленные вокруг деревянного стола.
– Чай, кофе?
– поинтересовался Алексей.
– Мои еще спят, но я приготовлю.
– Нет, - покачал головой Вайсберг.
– Времени, как всегда, не хватает. Я буду краток. Адмирал очень огорчен вашей отставкой. Но он не сомневается, что вы хорошо знаете, что такое долг офицера, государственная тайна и интересы родины. Кроме того, он надеется, что вы с пониманием отнесетесь к тем мерам, которые будут применены к вам. Вам рекомендуется
Вайсберг многозначительно замолчал. Алексей понял, что его собеседник не решается закончить фразу: "...наши агенты уничтожат вас". Повернувшись к дому, он заметил, что Екатерина в японском шелковом халате стоит на крыльце и с заметным волнением смотрит на них.
– Дорогая, иди к нам. Меня приехал навестить Гюнтер, - крикнул Алексей.
Когда жена вошла в беседку и села в одно из кресел рядом с мужчинами, Алексей продолжил:
– Гюнтер интересуется, что мы планируем делать дальше. Ты знаешь, я и сам об этом думал все утро. Что ты скажешь, если мы немного поживем в Швеции? Климат там хороший, а стокгольмское отделение нашей фирмы очень перспективное и требует укрепления. Я бы с удовольствием возглавил его.
– Мне всегда нравился Стокгольм, - тревожным голосом произнесла Екатерина.
– Ну вот, Гюнтер, - улыбнулся Алексей, - мы поедем в Швецию. Пару недель я посижу здесь. Устал, спасу нет. Буду отсыпаться, отъедаться, отдыхать. А двадцать пятого - в Стокгольм.
– Ну что же, - удовлетворенно проговорил Вайсберг, - рад за вас. Желаю успеха. Мне, к сожалению, пора. Дела.
Он поднялся, поцеловал руку Екатерине, ответил на рукопожатие Алексея и направился к выходу. Когда калитка за ним закрылась, Екатерина тревожно произнесла:
– Лёша, нам ничего не грозит?
– Теперь уже нет, - ответил Алексей.
* * *
Выбитый из сна внезапным телефонным звонком, Павел оторвал голову от подушки, потянулся к аппарату, снял трубку и процедил:
– Сергеев.
– Товарищ Сергеев, - раздался голос инструктора обкома Васильева, - вам надлежит немедленно прибыть в обком. Машину за вами уже выслали.
– Что там еще?
– проворчал Павел.
– Приезжайте, приказ Доренко, - щелкнула трубка, и из нее зазвучали короткие гудки.
– Черт, - выругался Павел и откинул одеяло.
Когда он уже натянул брюки и застегивал рубашку, в комнату заглянула Клара. На ней была одна ночная рубашка.
– Папа, ты уезжаешь?
– спросила она, зевая.
– Два часа ночи! Воскресенье!
– Спи, - буркнул он.
– Там что-то срочное. Я позвоню утром.
Дочка снова зевнула и скрылась в темноте коридора. Павел застегнул рубашку, натянул туфли, надел плечевую кобуру и сунул в нее пистолет "ТТ", который достал из ящика стола. Несмотря на то что чекисты работали не покладая рук, в Вологде нападения на офицеров, партийных и советских работников не были редкостью. А уж в сельской местности бывали
Через минуту улицу залило светом автомобильных фар. Черная "эмка" притормозила у входа в дом. Прыгнув на заднее сиденье, Павел скомандовал:
– Трогай.
Автомобиль сорвался с места.
"Да, - Павел отметил про себя, что они едут прямо, не попадая ни в единую ямку и не подпрыгивая ни на единой кочке, - дороги у них действительно замечательные. Это ведь была провинция, представляю, что в Новгороде и в Петербурге. Да и народ здесь зажиточный. И в Вологде у многих машины и собственные дома. А уж в деревнях, на хуторах такая техника, о которой наши колхозы и мечтать не могут. Почему? Может, здесь природа другая, климат? Да нет, наши нечерноземные хозяйства, соседние с вологодскими землями, куда как беднее, хотя и расположены южнее. Расходы на армию? Мы перебрасывали ресурсы из деревни в индустрию, создавали бронированный кулак для Красной армии. А они на армию до поры тратили не так много. Признают же здесь все, что после прихода Оладьина и начала милитаризации страны уровень жизни упал. Хотя, чтоб он у нас так поднялся, как у них упал. Откуда все это? Промышленность у них всегда была более развита, это верно. И все же главное, наверное, в том, что они не тратили столько на армию. Интересно. Я сам год назад доказывал Алексею, что они с самого начала вынашивали планы нападения на нас. Да, надо признать, Оладьину местные буржуи позволили проводить такую политику, потому что испугались нас. Так что же, получается, что и впрямь мы агрессоры? Вот и теперь, через две недели, нападем мы, упреждая удар Гитлера, который попытается ударить, чтобы упредить наш удар... Тьфу, бред какой-то. Себе хоть не ври. Если бы не наша политика, Гитлер просто бы не пришел к власти, не поработил бы Польшу. Все это начали мы. И правильно. Мы боремся за счастье всего человечества. Что бы Алексей ни говорил, за счастье сражаются, за счастье льют кровь. А за счастье всего человечества надо пролить реки крови. Не разрушив отжившего, невозможно дать дорогу новому. Будут и у нас такие ровные дороги, индивидуальные дома и автомобили в каждой семье. Но вначале социализм должен победить на всей планете".
"Эмка" резко затормозила у здания обкома. Павел распахнул дверцу и быстрыми шагами направился к подъезду. Большинство окон были освещены изнутри. "Что происходит?
– пытался сообразить Павел.
– Что за чрезвычайщина? "
Взлетев на второй этаж, он прошел в кабинет первого секретаря Доренко. Кроме хозяина кабинета, там еще сидел начальник областного управления НКВД Потапов.
– Здравствуйте, товарищи. В чем дело?
– произнес Павел, садясь за стол для совещаний.
– Из Москвы пришло секретное сообщение, - отозвался Доренко, - сегодня вечером границу перешел немецкий солдат. Он сообщил, что войскам зачитан приказ о подготовке нападения на Советский Союз, которое произойдет сегодня ночью.
– Какая чушь, - скривился Павел.
– Провокация?
– Может быть, - произнес Потапов, - но приказ есть приказ. Дана команда привести в боевую готовность все части в приграничных военных округах и вызвать на рабочие места ответственных партработников.
– Ясно, - кивнул Павел.
– С вашего позволения, я пойду в свой кабинет. У меня текучки много.
– Идите, - согласился Доренко.
Павел поднялся и направился к выходу. Когда он проходил по коридору, страшная мысль искрой проскочила в мозгу: "А ведь в моем мире двадцать второго июня был такой же перебежчик. Да нет, - отогнал он неприятную догадку, - не может быть. Были и другие. Все в этом мире идет как и там. Гитлер планирует напасть двадцать второго июня. Если только Лёшка... Нет, не решится он на такое".
Уже около двух часов Павел сидел в своем кабинете и разбирал документацию. В основном, доклады партработников с мест, о деятельности подрывных элементов. Наложив очередную резолюцию, он откинулся на стуле и прикрыл глаза руками. Новая бессонная ночь давала себя знать. "Ничего, сказал он себе, - терпи. Скоро начнется главное - освободительный поход на Европу. К этому надо подготовиться самым серьезным образом, чтобы быть спокойным за тылы. Как спать-то хочется, и ночь такая душная!"
Он подошел к распахнутому окну. На востоке уже брезжил рассвет. Перьевые облака, озаряясь утренним солнцем, выглядели грозно и величественно. Перед мысленным взором Павла вдруг возник образ победоносной Красной армии, идущей по дорогам Европы, входящей в столицы, марширующей по провинциальным городам. Он представил, как трещит и рушится старый мир, как бегут, не находя себе места, буржуи, попы, старые чиновники. Восходящее солнце представилось ему потрясающим образом неизбежного торжества нового мира. Он залюбовался.