Противостояние
Шрифт:
– А ваши офицеры ликвидируют нас, как мы – людей из своих пятерок?
– Вы еще более правильно поставили вопрос, Кротов. Не поставь вы этот вопрос, я бы приказал вновь изолировать вас, потому что понял бы вашу неискренность и желание перебежать к красным из немецкой прифронтовой деревни. Дело заключается в том, что мы придаем вам пять человек, которым мы верим. Да, да, верим… Однако они, в силу своих умственных способностей, лишь компрометируют нас своим сотрудничеством. Понятно? Вы ведь встречали в тюрьме тех славян, которые вызывали у вас брезгливость?
– Встречал.
– А
– Безмозглые. Быдло.
– Что такое «быдло»?
– Вроде стада…
– А еще?
– Все.
– А не вызвало у вас брезгливости то, что они были слишком русскими?
– Это тоже. Мужики.
– Вы тяготеете к европейской культуре. Так что учите язык, нам это нравится; вы нам будете нужны – не считайте, что предстоит только та операция, о которой я вам сказал. Предстоят операции в России, как только мы отбросим варварскую лавину. Вы нам будете очень нужны, на кого-то надо опираться, не на спившихся же бургомистров… Ничего, как это у вас говорят, на ошибках учимся? Мы не боимся учиться на ошибках, мы их учитываем… Теперь последнее: какие у вас пожелания? Соображения? Может быть, вы намерены отказаться? Да, кстати: после завершения операции получите пятидневный отпуск в Берлин и премию, так что, – черный усмехнулся, – денег в ювелирном магазине фрау Пикеданц искать не придется.
– Спасибо. А соображение у меня есть…
– Пожалуйста.
– Каким оружием ликвидировать участников операции?
– Немецких изменников или ваших подопечных?
– И тех и других.
– Первый вопрос – не ваша компетенция, с участниками операции уже работают, у них русские ножи, русское оружие… У вас будет немецкое оружие. Убирайте ваших выстрелами из автомата, с контрольным, повторным выстрелом – гарантия смерти должна быть абсолютной.
– Так если я в деревенском доме одного пристрелю, другие всполошатся, думы-то у всех одинаковые…
– Далеко не у всех. Вопрос, подобный тому, который вы задали мне – по поводу вашей дальнейшей судьбы, – ни у одного из отобранных для операции не шевельнулся в голове. И потом два моих офицера будут создавать шумовой эффект, стрелять постоянно… Хочу еще раз предупредить: поскольку вы отвечаете за свою пятерку – никаких улик не должно остаться, ничего немецкого не должно быть с ними, никаких, словом, следов. Проверьте даже резинки в кальсонах – немецкие ли…
– Русские кальсоны на резинке не одевают. У нас на пуговице.
– Ну тогда я спокоен за успех дела, если вы так четки в мелочах.
Операция действительно прошла успешно, выступил Геббельс:
«Красноармейские варвары убивают немецких женщин и детей по заданиям своих комиссаров».
7
…Старуха Потанова, которая «просигналила» о картежниках, встретила Костенко настороженно.
– Она
Красный кожаный мандат с гербом и золотыми буквами «МВД СССР» действительно оказал на старуху моментальное действие. Она пригласила гостей в комнату, сунула недоштопанные чулки под подушку, смахнула со стола крошки на пол, обмахнула ладонью стул, подвинула Костенко, Жукову предложила табуретку.
– Матушка, – прокричал Жуков дурным голосом, – начальник по твоему сигналу из Москвы приехал!
– Из Москвы прилетают, – поправила его старуха тихим, вкрадчивым голосом: в отличие от иных, тугих на ухо, она говорила чуть что не шепотом.
– Я по поводу картежников, – прокричал Костенко.
Потанова, внимательно глядевшая на его лицо, увидела, видимо, как напряглись жилы на шее полковника – он кричал редко, с детства страдал ангинами, – усмехнулась беззубой, к о ш е л ь к о в о й улыбкой:
– А вы чего кричите, будто я глухая? Вы нормально со мной говорите.
– Вот змея, – заметил Жуков, – скучно ей…
– Чего? – спросила старуха, и лицо ее сделалось на какое-то мгновение растерянным – она не смотрела на Жукова, поэтому не смогла прочесть по губам его вопрос. – И ничего подобного!
– Я сказал – «хорошая ты старуха», – сказал Жуков, – а ты: «ничего подобного»…
– Матушка, – снова прокричал Костенко, – мы к вам по поводу картежников…
– Кнута ноне нет, – вздохнула старуха, – вот и играют. Раньше б шею свернули, и правильно б порешили, а сейчас цацкаются…
– Раньше лучше было? – прокричал утверждающе Костенко.
– А как же! Куда как! Порядок был…
– А пенсию раньше какую вам платили?
Старуха заливисто рассмеялась.
– Так я тогда работала, когда раньше-то было! Пенсия, понятно, ноне лучше; плохо то, что страха нет.
– Вот по прежним-то хорошим временам мы сейчас тебя и повезем на допрос, – сказал Жуков, – будешь доказывать, что картежников видала, все подробности нам отдашь, а то за ложные показания привлечем…
– А ты меня чего пугаешь? – еще тише спросила старуха. – Я свои права знаю, зараз с тебя погоны-то сыму за такое отношение к трудящей! Ишь!
– Ладно, матушка, – остановил ее Костенко, – давайте-ка по делу. Вы что, подкрались к окошку?
– К какому еще окошку я подкралась?
– К тому, за которым бандюги в карты играли…
– А… Нет, не кралась я… Мимо проходила, ну и услыхала, как они собачились.
– А чего не поделили? – спросил Костенко. – Чего собачились?
– Козыри называли.
– Врет стерва, – тихо сказал Жуков, – козыри блатные шепотом называют, а она вовсе глухая.
– Какие они из себя?
– Морды, одно слово, – ответила старуха.
– Блондины? Брюнеты? Бритые? – уточнил Костенко.
– Всякие, – ответила бабка. – Я ж написала, чего больше-то с меня хотите? Или, может, запретите трудящему человеку властям писать?