Протокол «Сигма»
Шрифт:
Повернувшись, она увидела стройного мужчину в обтягивающем синем блейзере и тяжелых стильных очках в черной оправе.
– Мне очень жаль, сеньорита, но мы не можем найти ваше письмо.
– Не понимаю. – Во избежание ошибок Анна перешла на испанский: – Estregistrado que to recibi [93]
– Да, мадам, мы его получили, но не можем найти.
От всего этого можно было сойти с ума, однако по крайней мере это был уже прогресс. Предыдущий служащий, с которым она беседовала, категорически отрицал, что на ее имя вообще что-то поступило.
93
У вас зарегистрировано
– Значит, получается, что оно пропало?
Быстрое пожатие плечами, словно нервный тик.
– Согласно данным компьютера, оно было послано из Вашингтона, округ Колумбия, прибыло сюда вчера, но вот потом – ничего не могу вам сказать. Если вы заполните этот бланк, то мы начнем поиск по всей системе. Если же мы ничего не найдем, то вы имеете право потребовать стоимость пропавшего.
Проклятье! Ей вовсе не казалось, что конверт пропал. Более вероятным было то, что его украли. Но кто? И зачем? Кто знал, что находилось внутри? Кто знал, что его вообще нужно искать? Деннин отказался помочь ей? Она с трудом могла в это поверить. Могло быть и так, что его телефон, по секрету от него самого, поставили на прослушивание. В действительности же возможных объяснений было гораздо больше, даже слишком много, и ни одно из них не меняло основного факта – если конверт украден, то, кто бы это ни сделал, он теперь знает, кто она такая и зачем приехала сюда.
Аргентинский офис Интерпола располагался в здании штаб-квартиры Policia Federal Argentina на Суипача. Представителя Интерпола в Буэнос-Айресе, Jefe Seccion Operacines [94] звали Мигуэль Антонио Перальта. На двери его кабинета висела пластинка с надписью «SUBCOMISSARIO DEPARTAMENTO INTERPOL». Перальта был массивным человеком с обвисшими плечами и большой круглой головой. Спутанные пряди черных волос, зачесанные на одну сторону, лишь подчеркивали лысину на макушке, вместо того чтобы скрывать.
94
Шеф оперативного отделения (исп.).
Покрытые фанерой «под дерево» стены его офиса были сплошь увешаны памятными подарками. Разнообразные послания от благодарных полицейских всего мира висели рядом с распятиями, дипломами, образками святых и папским благословением в рамочке – семье Перальто от самого папы римского. Из этого ряда, пожалуй, выбивалась старинная пожелтевшая фотография в серебряной рамке, на которой был запечатлен отец Перальты.
Глаза Перальты походили на глаза ящерицы и под очками казались сонными. На пустой блестящей столешнице лежал пистолет в кобуре; кожаная кобура была поношенной, но было видно, что хозяин очень о ней заботится. Перальта оказался общительным и безукоризненно любезным.
– Мы всегда готовы прийти на помощь, если речь идет о справедливости, – заявил он.
– В общем, как мне объяснил мой ассистент, ситуация изменилась, и возникло в некотором роде соревнование между нами – «Си-Би-Эс», и «Дэйтлайн», – сказала Анна. – Люди из «Дэйтлайн» вот-вот найдут этого человека и сделают о нем передачу. Если они доберутся до него первыми… Что ж, так тому и быть. Но я вложила в это очень много времени и сил. К тому же я работаю вместе с аргентинским продюсером, и он считает, что вы сможете оказать нам помощь в получении материала.
– У нас в Аргентине футбол – или, как у вас его называют, «соккер» – национальный спорт. В Штатах же, как мне кажется, подобную роль играет кабельное телевидение.
– Ну, можно сказать и так. – Анна наградила его широкой улыбкой и закинула ногу на ногу. – Я вовсе не хочу критиковать моих коллег из «Дэйтлайн»,
Перальта слегка улыбнулся:
– Конечно, если вы уверены, что Йозеф Штрассер живет в Буэнос-Айресе, вам достаточно просто сказать мне об этом. Представить какое-нибудь достаточно весомое доказательство. – Он проткнул воздух серебряной ручкой «Кросс», подчеркивая этим жестом, как, в сущности, все просто. – Вот, собственно, и все.
– Мистер Перальта, кто-нибудь все равно сделает эту передачу – либо моя группа, либо конкуренты. – Улыбка Анны погасла. – Вопрос только в том, как эта передача будет сделана. Это окажется историей одного из ваших успехов или одного из ваших провалов. Ну же, у вас должны быть документы по Штрассеру – по ним можно установить, что он здесь, – сказала Анна. – Я думаю, вы не сомневаетесь, что он живет в Буэнос-Айресе?
Перальта откинулся на спинку кресла; кресло громко скрипнуло.
– Мисс Райз, – произнес он таким тоном, будто собирался сообщить презабавную сплетню, – несколько лет назад моя контора получила весьма правдоподобную информацию от женщины, живущей в Бельграндо – это один из самых богатых наших пригородов. Она видела на улице Алоиза Бруннера, гауптштурмфюрера СС, он выходил из соседнего дома. Мы немедленно установили круглосуточное наблюдение за этим домом. Лицо старика действительно очень походило на имеющиеся у нас фотографии Бруннера. Мы задержали этого джентльмена. Он был очень возмущен и показал нам немецкий паспорт, ну вы знаете такие, с орлами Третьего рейха и с большой буквой J [95] , обозначающей, что он еврей. Этого человека звали Кац. – Перальта снова выпрямился в кресле. – Ну, и как прикажете извиняться за такую ошибку перед человеком, прошедшим лагеря?
95
Jude – еврей (нем.).
– Да, – спокойно согласилась Анна, – это должно быть ужасно стыдно. Но наша информация по Штрассеру достоверна. К тому же сейчас, пока мы с вами беседуем, «Дэйтлайн» уже снимает свою халтуру – то, что относится к биографическим документам. Они, должно быть, уже не сомневаются в успехе.
– «Дэйтлайн», «60 минут», «20/20» – я хорошо знаю все эти журналистские расследования. И если вы так уж уверены, что Йозеф Штрассер живет в Аргентине, то вы давным-давно могли бы найти его и сами, скажете, нет? – взгляд его глаз, похожих на глаза ящерицы, уперся в Анну.
Она не могла сказать ему правду: что ее интересует вовсе не прошлое этого нациста, а то, чем он занимался, порвав с фюрером и присоединившись к невидимым архитекторам послевоенной эпохи.
– Тогда, может быть, вы хотя бы посоветуете мне, откуда начать поиски?
– Просто ничего не могу вам сказать! Если бы мы узнали, что здесь, у нас, живет военный преступник, то мы бы его арестовали. Но должен вам заявить: их здесь уже не осталось. – Он решительным жестом опустил ручку на стол.