Протокол «Сигма»
Шрифт:
Значит, предосторожности…
– Благодарю вас, – произнес Бен, – все, что вы сказали, чрезвычайно полезно для меня. – Он вынул из кармана черно-белую фотографию, которую раздобыл в сейфе «Хандельсбанка», и подал ее ученому. – А можете ли вы опознать кого-либо из этих людей?
– Не знаю, кто вы по своему призванию, банкир или историк! – весело воскликнул Меркандетти. – А может быть, торговец старыми фотографиями – весьма прибыльная торговля в наши дни. За ферротипии девятнадцатого века коллекционеры платят целые состояния. Но я не любитель таких вещей. Мне подавай цвет.
– Вряд ли это семейный снимок, сделанный во время отпуска, – мягко заметил
Меркандетти улыбнулся и поднес к глазам фотографию.
– Это, скорее всего, Сайрус Вестон… Ну, да, несомненно, это он, в своей знаменитой шляпе. – Профессор ткнул в снимок коротким пальцем. – Этот похож на Эвери Хендерсона, которого давно уже нет на свете. Это Эмиль Менар, создатель «Трианона», первой из современных многопрофильных корпораций. Этот похож на Россиньоля, но я в этом не уверен. Его всегда представляешь себе с огромным лысым черепом, а не с копной темных волос; но ведь тогда он был намного моложе. А это… – Меркандетти внезапно умолк. Он целую минуту вглядывался в фотографию, а затем положил ее на стол. Улыбка вдруг сошла с его лица. – Что это за шутка? – спросил он Бена, сурово глядя на него из-под очков для чтения. Профессор казался озадаченным.
– Что вы хотите сказать?
– Это, несомненно, какой-то монтаж, скомпонованный из разных фотографий. – Ученый произнес эту фразу с нескрываемым раздражением.
– Но почему вы так считаете? Вестон и Хендерсон, вероятно, были знакомы.
– Вестон и Хендерсон? Несомненно, были. И так же несомненно, что, конечно же, они никак не могли оказаться в компании, куда входили бы одновременно Свен Норквист, норвежский судовладелец, Сесил Бенсон, британский автомобильный магнат, Дрэйк Паркер, глава нефтехимического гиганта, и Вольфганг Зибинг, немецкий промышленник, чья фамильная компания некогда производила военное снаряжение, но теперь больше известна своим кофе. И еще несколько человек такого сорта. Некоторые из этих людей были вечными конкурентами, некоторые специализировались на очень далеких один от другого видах коммерции. Если удастся доказать, что эти люди встречались между собой… Для начала потребуется полностью переписать историю экономики двадцатого века.
– А не могла ли это быть какая-то экономическая конференция середины столетия, наподобие нынешних давосских форумов? – рискнул предположить Бен. – Или совещание, предшествовавшее Бильдербергской конференции? Малоизвестная встреча титанов экономики?
Историк указал на одну из фигур.
– Это может быть только выдуманной кем-то шуткой. Ради которой очень умело сфабриковали эту фотографию.
– Кто этот человек, на которого вы указываете?
– Это, несомненно, Герхард Ленц, ученый из Вены. – Меркандетти говорил сухо и сурово.
Имя показалось Бену смутно знакомым, но он не мог сообразить, в каком контексте оно могло ему попасться.
– Да кто же он такой?
– Точнее, кем он был. Он умер в Южной Америке. Доктор Герхард Ленц, по всеобщему мнению, был человеком блестящего ума. И все же вряд ли его можно назвать в числе лучших выпускников замечательного медицинского факультета Венского университета и счесть олицетворением венской цивилизации. Простите, я иронизирую, а это не подобает историку. Но сухой факт заключается в том, что Ленц, как и его друг Йозеф Менгеле, заслужил единственную в своем роде жуткую славу экспериментами на заключенных концентрационных лагерей, на тысячах детей, погибших и оставшихся калеками в результате этих опытов. Его сын все еще живет в Вене.
Мой
Меркандетти выудил из кармана пиджака восьмикратную лупу – ему часто приходилось пользоваться ею в своих архивных разысканиях – и тщательно исследовал изображение. Затем он долго рассматривал пожелтевшую бумажную подложку, на которую была нанесена эмульсия. Потратив на это занятие несколько минут, он покачал головой.
– Действительно, фотография кажется подлинной. И все же это невозможно. Она не может быть подлинной. – Меркандетти говорил со сдержанной страстью, и Бен мельком подумал: не пытается ли профессор в первую очередь убедить себя самого? Хотя историк и старательно отказывался поверить в то, что находилось у него перед глазами, все равно он вдруг смертельно побледнел.
– Расскажите мне, – потребовал он, и теперь его тон был резким; куда только делось все дружелюбие, – откуда вы это взяли?
Предосторожности… Гастон Россиньоль был жив: смерть такой поистине августейшей персоны не осталась бы незамеченной. И все же, потратив еще час на поиски, Бен и Меркандетти остались там же, откуда начали.
– Прошу извинить меня за напрасно потерянное время, – наконец проронил Меркандетти. – Но все же я историк, а не частный детектив. Кроме того, осмелюсь предположить, что такие вещи относятся скорее к вашей специальности, учитывая ваше близкое знакомство со стратегией финансовой деятельности и ее хитростями.
Ученый был прав; Бену и самому это уже приходило в голову. То, о чем упомянул Меркандетти – тонкости и хитрости финансовой деятельности, – было известно под названием защиты активов, а в этой области Бен знал все до тонкостей. Теперь настала его очередь сесть и подумать. Видные люди просто так не исчезают; используя законы, они создают мощные оборонительные сооружения, за которыми их невозможно достать. Человек, засекречивающий свое место жительства от возможных преследователей, не мог пользоваться способами, принципиально отличающимися от тех, к которым прибегают желающие укрыться от кредиторов или от налоговой системы. Россиньоль должен был устроить все так, чтобы сохранить контроль над своей собственностью, а со стороны казалось бы, что он не имеет к ней никакого отношения. За человеком, не обладающим имуществом, трудно вести наблюдение.
Бен Хартман вспомнил об одном исключительно скупом клиенте «Хартманс Капитал Менеджмент», у которого схемы защиты активов превратились в настоящую навязчивую идею. Бен в конце концов страстно возненавидел этого человека, но, хотя и смертельно жалел время, потраченное на работу над счетами этого скупца, он уже тогда понимал, что все, открывшееся ему обо всяких увертках, применяемых для «защиты активов», может пригодиться в дальнейшем.
– У Гастона Россиньоля в этих местах наверняка имеются близкие родственники, – сказал он Карлу Меркандетти. – Я думаю о каком-то человеке, который был бы и надежным, и послушным. Он должен быть достаточно близок к Россиньолю, чтобы выполнять его распоряжения, и при этом быть значительно моложе, чем он. – Бен хорошо знал, что при любых вариантах с использованием механизма дарения или продажи преждевременная смерть псевдобенефициария является крайне нежелательной и может привести к серьезнейшим осложнениям. И при любой схеме сохранение тайны всецело зависело от благоразумия партнера.