Протокол вскрытия
Шрифт:
Я скривилась, уже догадываясь, что услышу.
— Ну ты совсем, что ли? — не обманул моих ожиданий он. — Связалась с драконом!
— Не сыпь мне хлорид натрия на нарушение анатомической целостности покровных тканей! — рявкнула я, про себя признавая его правоту. Ничего не скажешь, угораздило меня. С другой стороны… Как там говорит тетя Хельга: «Для здоровья полезно»? Тоже аргумент.
— Э-э-э? — он обернулся, не переставая орудовать венчиком.
— Не сыпь соль на рану, — перевела я, сгружая в мойку грязные чашки.
— Молчу-молчу! —
— Кстати, — в тон ему поинтересовалась я. — Как вчера прошел вечер?
Ответ был написан на его побитой физиономии.
— Так себе, — насупился приятель. — Она попросила Амунди ее проводить.
— Эринг… — начала я осторожно.
— А, забудь! — он широко улыбнулся и вернулся к омлету. — Надеюсь, Бирта до вечера родит? Только ей же еще рано? Что-то не так? А она не… того?
— Сердечные ножницы тебе в гортань! — пожелала я болтуну. — Будем надеяться, все в порядке.
И суеверно постучала по дереву.
Не помогло. К обеду Бирта орала уже почти безостановочно. Эринг безмятежно дрых, а я пыталась сделать то, о чем мечтала вчера, — бездельничала. Не лезть же под руку коллеге, который в родовспоможении понимал всяко больше меня!
Доктор Рунульф — легок на помине — заглянул в гостиную.
— Можно?
— Конечно! — я отложила в сторону журнал, который безуспешно пыталась читать последние три часа. — Будете какао?
— Спасибо, не откажусь, — ухватился за предложение коллега. Он явно был встревожен, хмурил брови и покусывал костяшки пальцев.
Я налила ему какао и пододвинула корзинку с печеньем.
— Угощайтесь. Так в чем дело, доктор?
Коллега не торопился, грел руки о чашку, отпивал по глоточку. Выглядел он весьма импозантно, хотя галстук уже обвис дохлой рыбой, а глаза покраснели. Аккуратная рыжеватая бородка, приятные мягкие черты, чуть заметное брюшко. Тот самый «добрый доктор», которому доверяют и мамы, и детишки.
— Видите ли, госпожа Регина, — начал он вполголоса и хрустнул печеньем. — У меня не слишком радостные новости. Судя по всему, ребенок не выживет. Вы… можете что-то сделать?
Доктором он меня не называл, лишь госпожой. Я стиснула зубы. Ладно, не время для ссор! Хель, и что теперь делать? А, ладно, все равно выход только один. Можно, разумеется, просто сказать: «Так судили норны!» Но…
— Могу, — согласилась я и решительно поднялась. — Сколько у меня времени?
— Примерно час, — прикинул он.
Меня позвали, когда головка младенца уже появилась между широко расставленных ног Бирты. Комната пропахла кровью, потом и чем-то кислым, а сама служанка уже почти ничего не соображала. Доктор с медсестрой хлопотали над роженицей, стараясь на меня не смотреть. Должно быть, с нанесенными кровью знаками на лице и руках я выглядела весьма живописно.
На мгновение я почувствовала себя глупо. С другой стороны, столько всего случилось за последнее время, что немудрено уверовать в потусторонее. В конце концов, что я теряла? Я положила ладонь на живот роженицы. Закрыла глаза и позвала тихо-тихо: «Иди сюда, маленький!»
Не думать о слабом комочке плоти, о диагнозах и вероятностях!.. Как сквозь вату доносились непонятные команды доктора Рунульфа, стоны Бирты и лязг инструментов. Через закрытые веки пуповина «виделась» не склизкой кишкой, а тоненькой, готовой вот-вот оборваться, нитью. Не крик — слабый писк.
Ребенок — красно-синяя козявка чуть больше моих ладоней — слабо дергал ножками. Я забрала его у коллеги, прижала к груди (жаль халат!) и пообещала одними губами: «Услышь меня, Хель! Я расплачусь…»
Далекий-далекий смешок, от которого ознобом продрало по коже, шепот: — «Он и так мой»
Проклятье, надеюсь, я не схожу с ума? Словно в ответ само собой распахнулось окно, хлопнула створка, жалобно задребезжало стекло. И ветер — ледяной, пронзительный — сыпанул в лицо снегом. Невольно зажмурившись, я крепче прижала к себе младенца. А он вдруг заорал, да так пронзительно, что я дернулась и чуть его не уронила.
Доктор громко, не стесняясь, выругался. Надо же, какие слова он знает! Глухо застонала Бирта. Я с трудом разомкнула веки и улыбнулась, глядя в ее затуманенные глаза.
— У тебя мальчик… Офейг. Пусть жизнь его окажется долгой и очень счастливой, раз уж она выкуплена у грозной Хель.
Я пошатнулась, сунула ребенка медсестре.
— Госпожа Регина, — встревожился коллега. — Присядьте. Вы в порядке?
— Вполне, — солгала я, чувствуя себя словно после трехдневной голодовки. — С ребенком тоже будет хорошо.
А о цене я расскажу позже…
ГЛАВА 6
— Это было… впечатляюще! Невероятно! — коллега не находил слов от восторга.
Я кивала и клевала носом над рюмкой коньяка, который мы распивали по такому случаю.
— Я мог поклясться, что ребенок нежизнеспособен, — продолжил доктор Рунульф, с удовольствием принюхиваясь к напитку. — Как вам удалось его спасти?
Вдаваться в детали не хотелось, поэтому я сказала коротко:
— Ребенок посвящен Хель.
Все равно шила в мешке не утаишь.
— О-о-о, — протянул доктор и одним глотком выдул коньяк. Откашлялся, сунул в рот ломтик лимона и признался, тщательно вытерев руки салфеткой: — Даже не знаю, что сказать. Давайте я оставлю вам медсестру на пару дней? А еще лучше утром пришлю кого-нибудь ее сменить? Что скажете?
— Отличная идея! — признала я с облегчением. Прямо скажем, не хотелось ночь напролет возиться с Биртой и орущим младенцем. Все же мои «клиенты» куда спокойнее… в основном.