Прототип
Шрифт:
– Да. А что случилось?
– Уходи, если жизнь дорога! Не видишь, что ли, кто нагрянул? – он взглядом указал на толпу.
– А кто они?
– Иди, тебе сказано!
За дверью, вместо выхода, оказалась еще одна комната. Она выглядела обжитой, уютной. За деревянным столом сидел Степан Егорыч. Перед ним тускло сиял голографический монитор. Максим успел заметить какие-то текстовые данные, прежде чем местный патриарх перевел экран в режим яркой точки.
– Что происходит? – он решил
– Пока не разобрался, – старик пятерней взъерошил седые волосы. – Весь мир словно встрепенулся. Волна пошла. Тебе сейчас лучше уйти, – он, будто эхо, повторил слова Ивана.
– Зачем тогда в дом позвал?
– Ошибся. Думал, все спокойно. Хотел пообщаться, понять, кто ты есть? – он смотрел пристально, будто повторно сканировал, но теперь уже взглядом.
– Верни оружие, и я останусь. Помогу, если проблемы.
– Чем? – старик усмехнулся. – Ты против неприкаянных, что букашка под мухобойкой. Судьбу не дразни.
У Максима пересохло во рту.
– Да кто они такие?!
Старик нахмурился.
– Не могу ответить, – после короткой внутренней борьбы отрезал он. – Непонятна мне твоя нейроматрица.
– Ну, хотя бы объясни, почему меня идиотом назвал, когда услышал о взрыве Святилища и о девочке?! – не унимался Максим.
– А ты действительно не понимаешь?
– Нет!
– Тогда тем более – уходи! Здесь у каждого свой путь, свое прозрение, своя вера или безверие! Может, еще и свидимся… если выживешь. Одно скажу, – к черному лесу пока не суйся. Хотя бы на первых порах. Опыта наберись. Почувствуй иное.
– Ты меня, что, как слепого котенка в воду бросаешь? – Максим абсолютно ничего не понимал, лишь чувство тревоги перехлестывало через край. – Авось выплыву?
– Так и есть. Выплывешь или нет, не мне решать. Тут каждый сам себе друг, враг, судья, палач! Этого не изменить. Но раз совета попросил, скажу: не верь тому, что видишь. Глубже старайся заглянуть.
– Да не понимаю я тебя!
– Вскоре поймешь, – старик выглядел непреклонным. – А теперь иди уже. В сарае твое оружие и снаряжение. Сюда не возвращайся.
– Никогда?
– Ну, некоторое время. Сам поймешь, когда все уляжется.
– Ладно. – Максим уже не злился. – Я уйду! Только предупредить хочу…
– О чем? – старик вскинул взгляд.
– Военные скоро нагрянут.
– С того берега?
– Да. У них техники полно и приказ есть: всех, кто тут живет, скрывается или еще как-то оказался, уничтожать.
Губы Степана Егорыча исказила усмешка.
– За предупреждение – спасибо. Теперь понятно, откуда волна пошла. А об остальном не беспокойся. Кишка у них тонка. Сколько б сюда войск ни прислали, неприкаянные их разжуют да выплюнут.
– А вы-то как?!
– А нас, по сути, и нет, – загадочно ответил старик. – Все, хватит расспросов. Не поймешь, даже если отвечу честно. Постепенно осознание
«Вот и поговорили», – с досадой подумал Шустов.
– Иди уже, – повторил старик. – И не думай, что выгоняю. Спасти хочу.
– Куда идти-то?! – Максим не заметил второго выхода.
– А назад ступай. Как вошел.
В просторном сумеречном зале никого не было. Ни Ивана, ни Стелси, ни четверых путешественников, ни внезапно нагрянувшей толпы народа.
Максим невольно замер в дверях.
Везде, куда ни глянь, мох!
Косматыми прядями свисает с потемневших балок. Стелется по дощатому полу, бугрится в щелях, словно тут никто никогда не жил!
«Что за…» – он мысленно выругался от изумления. Страх накатил спустя пару секунд, накрыл холодной испариной.
«Нас тут, по сути, и нет»… – последняя фраза старика крутилась в сознании, пока он пытался осмыслить ошеломляющую коллизию восприятия.
Откуда свет? Ставни-то закрыты!
Он медленно обернулся, заметил плотный рой огоньков, парящих среди замшелых балок. Сколько же их? Десятка три, не меньше?!
«Это они?! Обитатели хутора?!» – Максима вдруг охватил панический ужас. Разум отказывался воспринимать происходящее.
Он медленно сел на замшелые доски, обхватил голову руками. «Я болен. Инфицирован. Теперь уже точно!»
После мгновенной вспышки страха вдруг наступило полное безразличие. Удар по психике оказался сокрушительным, невыносимым. Больше нет никакой надежды. Я постепенно схожу с ума. Уже начал бредить наяву.
Огоньки не проявляли никакого интереса к человеку, словно не замечали его.
Максим и сам не помнил, сколько времени провел, сидя на дощатом полу, в приступе безысходного отчаянья.
Ему казалось: все кончено. Идти теперь некуда и незачем.
Каково это – утратить рассудок? Что со мной станет? Галлюцинации участятся? Связь с реальностью будет все тоньше и тоньше, пока не порвется окончательно?
Максим невольно вспомнил толпу инфицированных: сутулые плечи, безучастное выражение лица, потухшие глаза. Серые фигуры, покорно бредущие к машинам. Они еще реагировали на окрики конвоиров, удары прикладов, выполняли элементарные действия, а их разум витал в мире грез?
Максим с удручающей ясностью представил, что ждет его вскоре. Рассудок предаст, а тело еще будет жить, какое-то время, может быть, пару дней? Где я найду последнее пристанище? Под какой из вековых сосен будут белеть мои кости, обглоданные зверьем?
Последняя мысль вызвала омерзение. Максим медленно шумно выдохнул.
«Чего раскис?»
«А что мне делать?!» – ожесточенно спросил он, вновь вступая в спор с самим собой, как бывало уже не раз за последние дни. Тоже наверняка симптом…