Провал резидентуры
Шрифт:
– Ладно, браток, ты, мол, прости.
Я киваю, и тут трамвай выезжает на Дуан-Гиан. Я помнил, что место красивое, но тут мне прям захолнуло: деревья стоят в два ряда, все одинаковые, постриженные, значит, по зимнему времени желтые, а по сторонам дворцы - всех больших черных господ дворцы, всех там баронов, графьев, виконтов и прочих.
Вылезаю я из трамвая и сразу к стенке шасть, вдоль улицы брысь, а тут и наш дом - трехэтажный, давно не крашенный, по фасаду краска облупилась. Я его через двор
Появляется белая морда, девчонка моих лет.
– Привет, - говорю, - сестренка.
– Какая я тебе сестренка, белый, - говорит она мне, а я ей:
– Какая-какая, ты ж, - говорю, - поди, моего дяди Бэблу дочка, Тила тебя звать, а я, значит, тебе двоюродный брат, Талу я.
Так она на меня посмотрела, эдак посмотрела и говорит:
– Точно, Талу. Я тебя и не узнала, вон длинный какой стал. Ну проходи, белый.
И во внутрь меня пускает. Я ей говорю:
– А ты что ж, тут с дядей Бэблу и с тетей Малой одна живешь?
– Зачем, - она говорит, - одна, тут еще Амила живет, сестра моя, только она маленькая, ты ее не помнишь.
– Как это, - говорю, - не помню, ей же щас лет десять уже должно быть.
Тут она меня к дяде Бэблу приводит и говорит:
– Папа, - говорит, - от господина барона вот племянник твой приехал.
– И уходит.
Дядя Бэблу - серьезный белый, он управляет домом в столице. Длинный такой, тоже рыжий, как я, только еще и с бородой.
– Здравствуй, белый, - говорит он.
– С чем пожаловал?
– Меня, дядя Бэблу, - говорю, - господин барон с секретным поручением прислали. Чтобы только Комитет не пронюхал.
– Ага, - говорит дядя не без удовольствия.
– Ну и чего надо сделать?
– Телефон, - говорю.
– А вот это для отводу глаз.
И даю ему пакет, какой мы обычно в город посылаем - счета, чеки, письма и всякое такое.
– Ага, - говорит дядя.
– Ну давай, звони. В людской телефон не прослушивается.
Там у нас в людской стоит телефон - когда господа в городе жили, по нему продукты заказывали. Кому из черных господ может в голову прийти, что по белому номеру, с тройки начинающемуся, можно делать какие-нибудь дела господина барона?
Я набираю номер.
– Радио "Тридцать", - говорят.
Я стараюсь говорить без акцента. Честно сказать, мне это всегда удается: я все ж не у фермера картошку копаю, а у господина барона служу. Так что - выходит.
– Пожалуйста, Мин Даноо.
Пронесло, думаю: не поняли, что белый говорит.
– Мин Даноо, - говорит господин Мин Даноо, я его голос хорошо знаю, он про белую музыку передачу ведет.
– Информация от барона Рриоо, - говорю.
– Лиина Шер Гахоо.
– Так, - говорит он.
– Твой номер чист, белый брат?
Всем известно,
– Да, - говорю.
– Тройка - 120-142.
– Сейчас перезвоню, - говорит господин Мин Даноо.
Перезванивает.
– Так, теперь говори.
– Она жива, - говорю.
– Она в имении господина барона.
– Спасибо, брат, - говорит господин Мин Даноо.
– Какая связь?
– Через этот номер и нарочного, - говорю солидно.
– Спасибо, брат, - говорит господин Мин Даноо очень серьезно и кладет трубку.
И минуты через три по нашему, беляцкому телефону раздается звонок, и какой-то черный господин говорит:
– Братец, ты нарочный к Рриоо?
– Я, сударь, - говорю.
– Я журналист Леа Ги Коона, - говорит черный господин.
– Ты, братец, собирайся, завтра с утра проводишь меня к барону. К девяти я заеду в его городской дом. Это по тому делу, по которому от вас только что звонили.
– Ага, - говорю.
– Слушаю, господин. Только вам надо от Комитета разрешение на поездку.
– Ну да, - говорит он, и что мне нравится - говорит почти не как с белым.
– у меня есть, не волнуйся. Пока.
– До свидания, господин Ги Коона, - говорю я, и он вешает трубку.
Ужинаю я с дядиной семьей, давно уж так не ужинал - черных господ в доме нет, и тетя Мала готовит нашу еду, беляцкую: козлятинку там, кашу пшенную - черные господа этого не едят, а еще белые рассказывают, что молодые черные господа тайком ходят в наши кабаки пшенную кашу кушать, это у них вроде как мода такая.
Спать я лег рано, встал тоже. Выхожу на улицу, стою.
Подъезжает этот господин Ги Коона - современный такой, высокий черный господин в спортивной куртке, на спортивной машине. Видно, что говорит со мной с видимым усилием - но, по-моему, ему господин Мин Даноо объяснил, как с нашим братом беляком правильно говорить. Он и говорит правильно, только в глаза не смотрит.
Едем мы с ним по Приморскому шоссе, вдоль железной дороги, смотрю - стоит у капонира на этот раз уже черный господин солдат и тоже мочится. Смешно, но я виду не показываю.
– Ну, рассказывай, братец, - говорит господин Ги Коона.
– Слушаюсь, господин, - говорю и рассказываю все, как было.
– Интересно, кто же за ней мог охотиться, кроме Комитета?
– задумчиво так говорит господин Ги Коона, и видно, что спросил-то он сам себя, по привычке на белых внимания не обращать, но тут я схитрить решил и говорю, как бы в ответ:
– Я полагаю, что она сама не очень знает, но боится их больше, чем Комитета, господин.
– Вот как, - косится на меня господин Ги Коона.
– Ты полагаешь. А почему?