Провал
Шрифт:
— Если всё это происходило на улице, то зачем было трогать дантиста?
— Видите ли, господин оберштурмбанфюрер, тот парень быстро исчез. Он убежал в соседний двор, а там был выход на соседнюю улицу. Его и след простыл. На том месте, где они стояли, мы подобрали полусгоревший клочок бумаги, тщательно осмотрели его. И что вы думаете?… Это действительно была агентурная информация, на которой сохранилось только несколько слов: «J-23» докладывает, что транспорт… танковой дивизии…» Теперь вы понимаете, оберштурмбанфюрер, что иного выхода у нас не было. Тот парень обязательно предупредил бы его. Не могли же мы ждать, пока дантист скроется!
— А музыкант? Он-то, надеюсь, от вас не убежал? А может ваш агент Руге позволил скрыться и ему?
— Когда начали стрелять по тому парню, старик что-то крикнул ему, когда же Руге подбежал, слепой был уже мёртв.
— Пойдёмте, Бруннер, — сказал Гейбель. — Разберёмся до конца в том, что вы натворили…
Ирмина Кобас не задерживала их. Она не стала напоминать Гейбелю о своей приятельнице графине, а Бруннеру — о его обещании пригласить к ней в дом симпатичного обер-лейтенанта Клоса.
— Нечего сказать, Бруннер, — недовольно ворчал Гейбель, захлопывая дверцу «мерседеса», — отличились вы. Как вы могли позволить сбежать тому щенку и прикончить старика, который нам очень пригодился бы?!
Бруннер молчал. Он хорошо знал своего шефа, возражать которому было бесполезно. Это могло ещё больше разозлить Гейбеля, и неизвестно, чем всё кончилось бы для Бруннера.
5
Клос не мог сосредоточиться. Он смотрел на шахматную доску, но, вместо того чтобы обдумать дальнейший ход игры с сидевшим напротив инженером Мейром, невольно старался подвести в памяти итоги прошедшего дня.
Прежде всего, совещание у Гейбеля. Перспектива потерять несколько часов в душном, прокуренном кабинете шефа гестапо не слишком-то радовала его. Но это на первый взгляд обычное совещание оказалось весьма полезным — он узнал об опасности, которая нависла над радиостанцией подпольной организации.
Из слов Гейбеля следовало, что СД удалось забросить его агента в группу обеспечения. Клос решил, что Филиппа он должен обязательно предупредить. Пусть даже ценой роспуска всей группы необходимо избавиться от гестаповского агента, который действует где-то вблизи от радиостанции. Только благодаря этой радиостанции опасная работа Клоса имела какой-то смысл.
Добытые с трудом, а иногда и с риском для жизни разведывательные данные передавались в Центр, а там сопоставление их с информацией, поступившей из других источников, позволяло определить обстановку на том или ином участке фронта, наличие сил и намерения противника. Случалось иногда, что возникала необходимость срочно передать по радиостанции добытые сведения. Так было и теперь, когда Клосу удалось узнать точные сроки испытаний модели нового тяжёлого танка инженера Мейера.
Необходимо было немедленно сообщить Филиппу о том, что эти мощные танки после испытания на полигоне демонтируют, не более суток они пробудут на заводских складах, а потом их отправляют вглубь Германии на доработку или в Рурский бассейн на военные заводы для серийного производства. И только массированный налёт советской авиации в указанное время может уничтожить все образцы этих танков вместе с документацией.
Время для радиопередачи было установлено — полночь. Значит, командованию оставались ещё целые сутки для подготовки к нанесению массированного бомбового удара, даже если бы испытания новых танков закончились сегодня. Филипп должен был успеть передать все эти данные в Центр. При своевременной информации Центра год упорной работы целого коллектива научных сотрудников, инженеров, военных специалистов под руководством Мейера пойдёт насмарку. А может быть, под бомбёжкой погибнет и сам создатель этого бронированного чудовища, ведь заводская гостиница размещается поблизости от заводских корпусов.
Клос ничего не имел простив Мейера. Этот сорокадвухлетний инженер, сгорбленный, как шестидесятилетний старец, не вызывал у Клоса антипатии, а, напротив, даже возбуждал сожаление. Его незаурядный талант был поставлен на службу войне, сумасбродным планам нацистов покорить весь мир. Мейер (могло случиться и так) был противником всего этого, но, создавая новое оружие, укреплял фашизм, даже если сам и не был фашистом…
— Ваш ход, господин обер-лейтенант, — прервал мысли Клоса Мейер.
— Думаю, — ответил Клос. — Кажется, я попал в тяжёлое положение, придётся отдать фигуру.
— Скажите честно, Клос, — спросил Мейер, — вы думали сейчас о шахматах? Ваши мысли были где-то далеко-далеко. Семья?
— Что-то в этом роде, — ответил Клос, удивлённый проницательностью этого бледнолицего немца.
— Закончим игру ничьей? — предложил Мейер, убирая фигуры с шахматной доски. — Мне тоже трудно сейчас сосредоточиться. А когда-то играл на первой доске.
— Ну что же, — согласился Клос, — пусть будет по-вашему, Мейер. После такого успеха… Генерал будет восхищён вашим детищем. Если и дальше всё пойдёт так хорошо, то через несколько месяцев ваш новый танк перестанет быть только образцом и его запустят в серийное производство. Вы должны быть счастливы, дорогой Мейер.
— Я был бы счастлив, если бы знал, что это приблизит конец войны хотя бы на один день.
— Вы хотели сказать, — Клос уголками рта изобразил какое-то подобие улыбки и пододвинул инженеру пачку сигарет, — вы хотели сказать, господин Мейер, «если мой танк приблизит хотя бы на один день нашу победу»?
— А разве конец войны — это не победа?
— Вы правы, господин Мейер. Конец войны может означать только нашу победу.
Мейер испытующе посмотрел на Клоса, затянулся сигаретой и прищурил левый глаз.
— Если бы я не узнал и не полюбил вас за эти несколько дней, Ганс, я готов был подумать, что вы меня…
— Проверяю? Или как там у вас говорят среди инженеров, испытываю? Нет! — искренне рассмеялся Клос. — Таких специалистов, как вы, господин Мейер, проверяет другая служба. Наилучшая рекомендация вашей преданности нашему общему делу — ваш новый танк.
— Да? — с иронией спросил Мейер. — А если бы я проектировал тракторы для нужд сельского хозяйства или портовые краны?
— Да-да, ведь портовые краны Мейера…