Провалившийся в прошлое

Абердин Александр М.

С такими мыслями он ехал по степи и с восторгом примечал в ней всё новые и новые подробности, которых не видел всего каких-то полтора месяца назад. Вместе со взглядом ведла в нём стали открываться и другие странные способности. В частности, резко увеличилась острота зрения, но даже не это главное.

Митяй стал замечать массу мельчайших деталей, и эта его способность, помноженная на знания зоолога и эколога, делали степь для него чуть ли не открытой книгой. В Африке у него был проводник из числа аборигенов, мужик лет шестидесяти, у которого пираты убили всю семью. Эль-Таир был охотником и отличным следопытом, хорошо знал французский язык, и потому Митяй смог научиться у него очень многому, а главное в работе следопыта – это внимательность к мелочам, вдумчивость, наблюдательность и способность к анализу. Наконец-то уроки деда Элика пригодились ему в полной мере, и лейтенант Ботаник теперь, даже не выходя из машины, двигаясь с большой скоростью, быстро определял в степи тропу льва, следы, оставленные махайродами. Обострились у него и обоняние, и слух, и, несмотря на рёв мотора, Митяй слышал отдалённые крики животных. Его сознание как бы отсекало все привычные и не грозящие ничем опасным звуки, но при этом выявляло те, которых следовало поостеречься. В общем, к чуткому на опасность «очку» у Ботаника добавилась сверхчувствительная острота основных органов чувств, и он счёл это очень полезным новым качеством. Иметь врождённое чувство вооруженного врага и опасности, исходящей от него, – это хорошо, но куда лучше всё же иметь такую обострённость всех органов чувств.

Ничего подобного раньше он за собой не замечал и, чтобы проверить свои догадки, даже решил оставить Крафта дома. Как человек, обладающий комплексными научными знаниями, имеющий университетское образование – занятия он, как всякий прилежный и уважающий себя Ботаник, прогуливал крайне редко, что тоже не хухры-мухры, – да к тому же склонный ещё и к самому суровому самоанализу, Митяй вскоре понял, что такие способности у него имелись всегда, они просто дремали в нём, пока Таня не пробудила их своим взглядом весьма могущественной и умелой ведлы. Возможно, что она вовсе не пыталась его победить в борьбе глаз, а скалывала своими пристальными, пронзительными взглядами скорлупу и коросту с его органов чувств и глубинных слоев сознания, где хранится память предков. Если так, то благодаря её титаническим усилиям, богатой памяти предков – он ведь всё же пришелец из двадцать первого века – и весьма обширным знаниям, включая приличный электронный информаторий, Митяй имел реальные шансы поставить этот мир в весьма интересную позу козочки, приготовившейся к совокуплению, и оплодотворить его новыми идеями. Разумеется, идеями добра, справедливости и прогресса.

Выехав из Дмитрограда – так он решил назвать тот город, что построит на берегах рек Мария и Нефтяная, – рано утром, Митяй уже к вечеру домчался до будущей станицы Новомихайловской, где на пологом берегу, неподалёку от соснового бора, находилось стойбище даргов. Оно оказалось даже больше, чем он предполагал ранее. Солнце ещё не зашло, и он, подъехав к ближайшим шатрам метров на пятьсот, посигналил, хотя мог и не делать этого. В поселении и без того минут на десять раньше начался настоящий переполох. Однако суета быстро прекратилась, и он увидел, как из центра мехового палаточного городка к нему со всех ног несётся, на ходу натягивая на себя шкуры и подвязывая их ремнями, здоровенный блондинистый то ли вождь, то ли командир народного ополчения рыжих даргов. Впрочем, назвать их по-настоящему рыжими было всё же нельзя. Они были скорее каштанововолосыми, и только теперь, рассматривая их в бинокль, Митяй заметил, что на классических неандертальцев они всё же не походили, представляя собой следующий этап эволюционного развития этой параллельной ветви Homo Sapiens, вымершей вместе с мамонтами. Ясно, палеонтология и антропология оперировали далеко не всеми костными останками людей, которые нужно иметь для того, чтобы составить действительно полное представление о том, какими же они были в действительности в те древние времена.

Для встречи с вождём даргов Митяй не поленился вырядиться в свой армейский камуфляж, даже нацепил наголову офицерскую фуражку, наград у него, увы, не было, а то он и их бы нацепил. И как только вождь, замотанный в шкуру пещерного льва, приблизился, лейтенант выбрался из Шишиги, вышел чуть ли не строевым шагом на нос понтона и там остановился. Ещё загодя, километрах в двадцати от стойбища, он ненадолго остановился, чтобы достойным образом подготовиться к встрече, и на всякий случай вложил в специальные крепления, приделанные к решетке радиатора, «ремингтон» и «тигр», так что в случае чего, увернувшись от копья, мог быстро схватить оба уже взведённых ствола и начать пальбу. Однако вождь, взмахами рук велев охотникам с новыми копьями, сопровождающим его, остановиться, дальше пошёл один и без оружия.

Подойдя метров на пять, он остановился и пристально посмотрел на повелителя Шишиги. Митяй дружелюбно улыбнулся ему и сказал по-аларски так, как, со слов Тани, обычно приветствуют друг друга охотники при встрече:

– Моё копьё лежит на земле, брат. У меня сегодня была славная охота, поднимайся ко мне, мы поедим вкусного мяса и поговорим, как добрые соседи.

В принципе Митяю приходилось по большей части импровизировать, ведь он практически ничего не знал о нормах общения, принятых среди туземцев. Но, похоже, что угадал, раз широкоплечий, косая сажень в плечах, мужчина ростом даже немного выше Митяя, но точно гораздо шире, тут же широко заулыбался, стукнул себя трижды кулаком в грудь и довольным голосом ответил на аларском же языке, хотя и с довольно сильным то ли акцентом, то ли неправильным выговором:

– Моё копьё тоже мирно спит, брат, и я съем мясо твоей охоты, ведь мы с тобой добрые соседи.

Он шагнул вперёд, подпрыгнул практически без разбега и поднялся на понтон. Митяй жестом предложил ему пройти к лесенке, ведущей на крышу, где решил накрыть вождю поляну, в будку ведь было не просунуться. Помпарь и карабин он забросил в кабину, в кармане брюк у него лежал «макарыч», переделанный под стрельбу боевыми патронами, и это был не туфтовый ствол из старой кочерги, а отличная оружейная сталь, способная прослужить пару десятков лет, и вслед за гостем поднялся наверх. На этот раз хозяин установил на будке невысокое ограждение и лёгкую деревянную платформу, положил на неё пару тюфяков, покрыл их выделанными волчьими шкурами, посередине поставил низенький деревянный стол, а со своей стороны большой ящик с продуктами. Сначала он хотел выставить пузырь коньяка, но потом передумал. Фиг его знает, что начнёт вытворять этот бугай в львиной шкуре, хватив пару стаканов. Между прочим, лейтенант-эколог сразу обратил внимание, что от вождя не несло тухлятиной и вонью немытого тела. Его волосы и борода были чисто вымыты и расчёсаны, да и шкура явно не валялась на грязном полу, перед тем как он надел её на себя.

Ужин начался с двух больших кружек супа-харчо из мяса носорога, не сильно сдобренного перцем, и лепёшки, испечённой из муки, которую Митяй демонстративно переломил на глазах гостя и, прижав руку к сердцу, передал ему. Харчо они умяли на раз. Со свистом, громким хлюпаньем и чавканьем, причём кружечки были нехилые, восьмисотграммовые, и очень красивые, с ручками, вылепленными в виде стилизованных туров с большими рогами, украшенные прихотливым орнаментом. Свою кружку дарг просто поедал глазами, – так та ему понравилась. Потом наступил черёд шашлыка из оленины на длинных стальных шампурах, пожаренных рано утром и недавно разогретых. С малосольными огурчиками, чесночком и перчиком, свежими помидорами и болгарским перцем, а также тузлуком и аджикой, ну и, разумеется, ещё одной лепёшкой. По физиономии вождя Митяй сразу же понял, что такой поляны ему никто ещё не накрывал. После шашлыка они съели ещё и по лососю, зажаренному до хруста, и, наконец, приступили к десерту, бисквитному торту с варёной сгущёнкой, к которому был подан горячий сладкий чай, и только потом, протянув вождю салфетку, чтобы тот утёр ею руки и губы, Митяй, наливая себе и ему ещё по кружке крепкого чая, представился:– Моё имя Митяй, великий охотник, я умелый и могущественный ведл и пришёл к тебе с добрыми намерениями.

Вождь кивнул и степенно представился в ответ:

– Меня зовут Денго Большой Камень, Митяй, я вождь охотников красноголовых даргсу и горных аларов. Наши племена породнились очень давно, ещё при жизни деда моего деда. Я самый великий охотник красноголовых даргсу и мало-мало ведлаю. Наша великая мать уже стара и потому много спит и редко ведлает. Поэтому я почти не хожу на охоту и занимаюсь ещё и женскими делами. Мои охотники самые сильные и отважные. Они хорошо ведлают на охоте и никогда не возвращаются без добычи. Поэтому они и напали на тебя. Они думали, что встретили нового зверя, и раз он такой быстрый, то и мясо у него вкусное. Потом, когда этот зверь ушёл в воды Великой реки, оставив на их копьях огнём свои знаки, они поняли, что это дух Великой реки и что его оседлал какой-то могущественный ведл, оставив им после себя знак, что он очень велик. А ещё он подарил им своё удивительное оружие, с которым так удобно охотиться.

Митяй улыбнулся и спросил:

– Как твоим охотникам понравилось это оружие, Денго, которое вонзается в тело любого зверя, даже курла, как палка в песок на берегу реки? Они остались им довольны?

– Очень много понравилось, Митяй, – степенно кивнув, ответил двойной начальник из каменного века. – Мои охотники набили им столько дичи, что зимой у нас будет много еды, олроды твоими сверкающими иглами начали сшивать шкуры совсем по-другому, и уже ни у кого зимой не отмёрзнут пальцы. Да и рыбы твоими крючками наши женщины наловили и насушили столько, что ею можно будет топить шатры.

Широко улыбнувшись, Митяй откинул шкуру с ящика, установленного на крыше, и принялся вручать Денго оружие, изготовленное специально для него: длинное копьё с метровой длины наконечником, стальную секиру, форменный меч вместо охотничьего кинжала с ножнами, поясом и портупеей, к нему ещё два охотничьих ножа, последний охотничий лук с колчаном со стрелами и кожаную сумку с рыболовными принадлежностями и даже леской, после чего сказал:

– Моя Шишига стоит здесь, Денго, и я не гость красноголовых даргсу и горных аларов. Я ваш добрый сосед, а это отдаю тебе за право в любой день проезжать на Шишиге через твои охотничьи угодья. На твоей земле я буду охотиться без твоего разрешения и в твоё стойбище стану входить тогда, когда захочу. Ты разрешишь мне быть твоим соседом, Денго?