Провальные каникулы
Шрифт:
Заказ мой принесли примерно через двадцать минут, когда половина мохито уже была выпита, и я с жадностью набросилась на блюдо. Оно оказалось безумно вкусным. Думала, будет отдавать привкусом банана, ведь мофонго — это сорт плантана, очень похож на банан, только больше и тверже. Но нет, по вкусу оно чем–то смахивало на картошку, только чуть более сладкую, а по консистенции на хлеб. Интересное сочетание. Креветки же я обожала, а под кокосовым соусом они были просто несравненны. Я готова была даже пальчики облизать, настолько все оказалось вкусным. Мороженое ела уже намного медленнее, чем проглотила основное
Оказалось, особо ничего интересного. Светка выложила очередное селфи на фоне Эйфелевой башни. Она сейчас с родителями в Париже. Сашка с Андрюхой — это близнецы из моего класса — хвастались фотками из Индии, куда поехали путешествовать с отцом. Другие тусовались в Москве по ночным клубам, или в своих загородных домах. Решила выложить и свою фотку со вчерашней прогулки, где Эля меня сфотографировала на фоне резиденции президента. Как раз ставила хэштег, когда вдруг заметила какое–то движение поблизости. Не успела сообразить, как мой рюкзак кто–то хватает, стаскивает со стола и опрометью бросается через дверь на улицу. Совсем молоденький парнишка, лет четырнадцати, пробегает мимо окна, и только тут включается мое соображение, что меня только что обокрали.
Действую больше рефлекторно, подскакиваю со стула, тот падает с шумом на пол, а я мчусь к двери, в надежде догнать маленького вора. Меня тут же хватает огроменная ручища, не выпуская на улицу. Я непонимающе сначала смотрю на нее, и только потом поднимаю взгляд на ее владельца. Крупный, нет, я бы сказала огромный испанский мужчина лет сорока, с короткими усиками смотрит на меня серьезно и тычет пальцем другой руки на стол.
— Сначала заплатите.
Что? Поворачиваю голову на стол, пока мой мозг судорожно соображает, как поступить.
— Отпустите! — дергаю руку, но тот вцепился мертвой хваткой. — У меня только что украли рюкзак. Там все деньги, еще и паспорт. — Я пытаюсь через окно высмотреть парня, но его уже не видно, и меня начинает охватывать паника. — Господи, вы что не понимаете? — срываюсь на крик. — Меня обокрали!!!
— Заплатите! — словно ему нет дела до моей беды. Бесчувственный громила. Я снова попыталась вырвать руку, чем, скорее всего, только заработала синяки на коже, ведь он только сильнее вцепился в меня своими пальцами.
— Да как я заплачу, если деньги были в рюкзаке!? Вы тупой, что–ли? Дайте мне его догнать и я заплачу за ваш чертов обед!
— Ага, разбежался. Я тебя отпущу, а ты потом свалишь, а я должен отчитываться. Нет, так не пойдет. — Я готова была заплакать, потому что понимала, что теперь уже вряд ли догоню того мальчугана, и все, что у меня осталось — это телефон. Господи, у меня даже нет паспорта. Я в чужой стране, без паспорта, денег и карточки. Обреченно съехала на стул и уткнулась головой в ладонь, потому что другую все еще не отпускала ручища мужика.
— Пойдем со мной, — он потянул меня за руку, заставив встать и, как в тумане, пойти за ним. Как же так? Неужели я, все–таки, провалила свою первую поездку и не оправдала ни своих надежд, ни родителей? В глазах уже стояли жгучие слезы, но самое ужасное, как оказалось, было только впереди.
Здоровяк завел меня в какой–то кабинет, и захлопнул
— !Buenos d'ias, seniorita! — как я успела понять, это был хозяин данного заведения. Он махнул мне в сторону стула напротив и улыбнулся. Я осторожно присела на край, готовясь, если что, бежать. Мало ли, что он мне предложит. Я много была наслышана о работе девушек заграницей, оставшихся без документов, и такой судьбы не то, чтобы не хотела, а боялась до трясучки. — Me llamo Roberto Martinez. Я явльяюсь хозяином этого прекрасного ресторана, и я выдел на камере набльюдения, что произошло. Мнье оччень жаль! — перешел он на английский, ужасно коверкая слова, и даже, сочувственно сложил руки, будто просил у бога помощи для меня. Я не поверила.
— Мне тоже! Но вы ведь не для этого позвали меня сюда, чтобы посочувствовать.
— Ньет, Вы правы, сеньорита! Дьело в том, что вы очьень вкусно покушяли! Правда ведь? У менья хороший ресторан, даже очьень.
— Да, было очень вкусно! — не стала отрицать. А в голове уже судорожно соображала, где же мне найти сумму в восемьдесят баксов, чтобы оплатить этот гребаный, самый дорогой в моей жизни, обед. Ведь он к этому клонит.
— Вот! Я знаю, что мойи клиенты никогда не уходьят недовольными. Всьем нравится, всье приходят ещье! И я не хочу показаться негостеприимным, особенно для такой чудесной гостьи из другой страны! Но вы вьедь понимаете, что я не могу разбрасываться такими дорогими блюдами. Я ведь и бармену должен платить, и поварам, и всему остальному обслуживаьющему персоналу. — Он продолжал улыбаться, такое ощущение, что улыбка была всегда приклеена к его лицу, и раздражал этим только еще сильнее. Восемьдесят баксов, восемьдесят баксов. Как мне добыть их?
— Я понимаю, Вы хотите, чтобы я оплатила обед! — подытожила я, давая понять, что догадалась куда он клонит, и пресекая дальнейшую болтовню ни о чем.
— Si, seniorita! — он так радостно всплеснул ладонями, и еще шире заулыбался, что мне показалось даже, что его довольный рот разорвется, как у Джокера.
— Я оплачу, обещаю! — правда, пока не знаю как. — Просто мне нужно время, чтобы достать деньги! Понимаете, в рюкзаке было все! Деньги, паспорт, даже карточка! Если бы там были только наличные, было бы гораздо проще. Сейчас у меня денег нет. — С горечью признала я, а в голове снова поганым червяком начала грызть мысль о том, как же я буду выпутываться из этой ситуации.
— Хмм… — наконец паршивая улыбка сползла с испанского лица, и он даже на мгновение задумался. В светлом кабинете, в который так ярко пробивалось солнце из–за чистых занавесок, я чувствовала себя не в своей тарелке. Мне хотелось выбежать оттуда и отправиться искать того маленького мерзавца, посмевшего украсть у меня все. А потом пойти в полицию и написать заявление. Только мне даже такси не на что нанять. Я почти взвыла от отчаяния, когда сеньор Мартинез, снова улыбнулся. Вот как можно лыбиться в такой ситуации, как моя?! Неужели, у него вообще нет ни капли сострадания?