Провидец Александр Энгельгардт

Антонов Михаил

"Письма" Энгельгардта отличает подлинная любовь к народу без народопоклонства и без взгляда на народ сверху вниз, а как раз такого подхода, пример которого показал батищевский бытописатель, тогда более всего не хватало русскому образованному обществу.

Но вот что удивляет - это равнодушие власти к трудному положению не только крестьянства, но и сельского духовенства.

У каждого народа и каждого государства есть враги - внешние и внутренние.

Армия (и военно-морской флот) - это опора государства, защищающая его независимость и (совместно с дипломатией) национальные интересы от внешних врагов.

Полиция, жандармерия, в целом вся правоохранительная система обеспечивают стабильность в стране и безопасность её граждан.

Эти институты охраняют "плоть" государства.

А Церковь призвана охранять его душу и дух.

Церковь - институт многослойный. На верху её стояли

архиереи. Монахи молились в монастырях. Крестьяне же соприкасаются с Церковью в лице её сельского духовенства. А оно, даже если брать только священников, по большей части было невежественное, а уж о церковнослужителях и остальном причте и говорить нечего.

Но почему же власть отдала важнейшую свою духовную опору в руки тех, кто мог лишь опозорить сословие духовного звания? Это, как говорит Энгельгардт, дьячки, пономари штатные и сверхштатные, разные их братцы, племянники, - проживающий в сёлах, ничего не работающий, пьяный, долгогривый люд в подрясниках и кожаных поясах, которые недалеко ушли от крестьян в понимании вопросов религиозных, политических, юридических и в то же время по большей части не имеют тех трудовых навыков, которыми владел крестьянин.

Об этом речь пойдёт в следующей главе.

Глава 17. РЕЛИГИОЗНОСТЬ СЕЛЬСКОГО ДУХОВЕНСТВА СВЯТОЙ РУСИ

Ровно 65 лет назад довелось мне (инженеру путей сообщения) переводить книжечку одного американского публициста о том, каковы обязанности начальника железнодорожной станции и какими качествами он должен обладать. Меня удивил общий вывод автора: "Начальником станции должен быть человек, который мог бы достойно выполнять обязанности президента Соединённых Штатов". Когда я сегодня читаю труды православных священнослужителей (из тех, кого паства уважала и почтительно именовала "батюшкой") о том, каковы были обязанности сельского священника в конце XIX века, у меня складывается впечатление, что идеальный православный пастырь по своим качествам заткнул бы за пояс образцового американского начальника станции.

Посудите сами. Священник должен был повседневно заниматься духово-нравственным воспитанием паствы, совершать богослужение и требы по её нуждам. Поскольку крестьяне часто не понимают богослужения (как перевести, например, "яко же можаху"?), которое ведётся на церковно-славянском языке, священник должен в проповеди разъяснить читаемый в данный день отрывок из Евангелия и связать это с практикой повседневной жизни. Ему же надлежит вести книгу об исповедях и причащении. Венчание молодожёнов должен совершать именно священник. Крестьяне были довольно беззаботны по части противопожарных мер, так до того времени, когда за это взялись чиновники, об этом заботились священники. Ну, а когда случались пожары, кто первым взывал к миру о сборе средств в пользу погорельцев? Опять же батюшка. В крестьянской семье раздоры, пьяный муж побил жену. Кто выступает миротворцем? Опять он же. К кому идут крестьяне и крестьянки за советом не только по делам морального порядка, но и по хозяйственным вопросам? К нему же, потому что батюшка (и Энгельгардт свидетельствует об этом), кроме всего прочего, ещё и крепкий хозяин. Вот свидетельство Энгельгардта на этот счёт:

"Ежемесячно ко мне приезжают попы. "Попы" не значит поп во множественном числе. Словом "попы" обозначают всех принадлежащих к духовному званию, всех, кто носит длинные волосы, особенного покроя поповское платье; тут и поп, и дьякон, и дьячок, и пономарь, настоящие и заштатные, и все состоящие при селе. На Святой или на Рождество, где есть обычаи, за попом по приходу ходит множество такого поповского народу. Слово "попы" имеет такое же значение, как и слово "вороньё". Ворон, грач, ворона, галка, сорока, всё это пернатое царство - "вороньё". Я люблю, когда приезжают попы. Попы бывают у меня ежемесячно для совершения водосвятия на скотном дворе. Обычай уже такой есть исстари (издревле, как говорит дьякон), чтобы каждый месяц совершать на скотном дворе водосвятие. Каждое первое число или около того приезжают попы - священник, дьякон, два или три дьячка, совершают на скотном дворе водосвятие - на дворе, в хлеву или в избе - и обходят с пением тропаря "Спаси, Господи, люди Твоя" весь двор, причём священник заходит в каждый хлев и кропит святою водой. Если я дома, то обыкновенно присутствую при службе и затем приглашаю попов к себе закусить и выпить чаю. Закусываем, пьем чай, беседуем. Я люблю беседовать с попами и нахожу для себя эти беседы полезными и поучительными. Во-первых, никто так хорошо не знает быт простого народа во всех его тонкостях, как попы. Кто хочет

узнать настоящим образом быт народа, его положение, обычаи, нравы, понятия, худые и хорошие стороны, кто хочет узнать, что представляет это никому не известное, неразгаданное существо, которое называется мужиком, тот, не ограничиваясь собственным наблюдением, должен именно между попами искать необходимых для него сведений; для данной же местности попы в этом отношении неоценимы, потому что в своём приходе знают до тонкости положение каждого крестьянина. Во-вторых, после крестьян никто так хорошо не знает местного практического хозяйства, как попы... Попы - наши лучшие практические хозяева, они даже выше крестьян стоят в этом отношении, и от них-то именно можно научиться практике хозяйства в данной местности. Хозяйство для попов составляет главную статью дохода. И чем же будет жить причетник, даже дьякон, на что он будет воспитывать детей, которых у него всегда множество, если он не будет хороший сельский хозяин. Конечно, "Попов пирог с начинкою, Попова каша с маслицем, Поповы щи с снетком"...

Но это только у попа-батьки, а не у причетника, который перебивается со дня на день".

Энгельгардт замечает:

"Вообще мужики так называемый умственный труд ценят очень дёшево... В одной деревне школьному учителю мужики назначили жалованье всего 60 рублей в год, на его, учителя, харчах. Попечитель и говорит, что мало, что батраку, работнику полевому, если считать харчи, платят больше. А мужики в ответ: коли мало, пусть в батраки идёт, учителем-то каждый слабосильный быть может - мало ли их, - каждый, кто работать не может. Да потом и стали высчитывать: лето у него вольное, ученья нет, коли возьмётся косить - сколько накосит!.. Тоже огород может обработать, корову держать, от родителев почтение, коли ребенка выучит - кто конопель, кто гороху, кто гуся, - от солдатчины избавлен. Батраку позавидовали! Да научи меня грамоте, так я сейчас в учителя пойду, мёду-то что нанесут - каждому хочется, чтобы дитё выучилось".

С такой же меркой крестьяне подходили и к оплате труда "попов". Но те не лыком шиты и способны доказать, что и их поповский труд нелёгок и что они тоже недаром получают деньги. Вот как об этом рассказывал Энгельгардту знакомый дьякон:

"Какая ваша работа, - говорит мне один мужик, - только языком болтаете!" - "А ты поболтай-ка с моё!" - говорю я ему.
– "Эка штука!" - "Хорошо, вот будем у тебя служить на николыцину, пока я буду ектенью да акафист читать, ты попробуй-ка языком по губам болтать". И что ж, сударь, ведь подлинно не выдержал! Я акафист-то настояще вычитываю, а сам поглядываю - лопочет. Лопотал, лопотал, да и перестал. Смеху-то что потом было, два стакана водки поднёс. "Заслужил, - говорит, - правда, что и ваша работа нелёгкая".

Знал дьякон, чем доказать мужику трудность своей работы!

"Поступая в новый приход, - рассказывал мне (Энгельгардту.
– М.А.) один поп, - чтобы заслужить уважение, нужно с первого раза озадачить мужика: служить медленно, чтобы он устал стоять, чтобы ему надоело, чтобы он видел, что и наше дело нелёгкое, или накадить (то есть пустить дыма из кадила) побольше - нам-то с привычки, а он перхает".

Вернусь к труду священника. И от светских властных инстанций (государственных и земских) идут запросы: как изменилось за год благосостояние крестьян (подчас с подробным описанием каждого двора), сколько людей умерло, сколько народилось и пр. Должен он и сообщать власти о злонамеренных настроениях прихожан, их неприятии власти, даже если узнал о них на исповеди, хотя об этом не принято было говорить. Если человек при смерти, то именно священник должен его исповедать и причастить, и будь это хоть среди ночи, в мор или в пургу, он должен немедленно выехать к нуждающемуся в последнем напутствии (хотя по приезде иной раз оказывается, что этот "нуждающийся" жив и здоров, просто ему причаститься на дому удобнее, чем выстаивать службу в храме). Кроме того, и самый храм нужно содержать в порядке, проводить его ремонт и пр. Священник освобождён от уплаты податей, но не освобождён от подводной (от слова "подвода") повинности, приедет благочинный ("надзорщик") - священник оплачивает его дорожные расходы. И работы по собственному хозяйству никто за священника не выполнит...

И за все эти труды (а здесь перечислена лишь часть их) - оплата часто мизерная: от казны она скудная: настоятелю храма хотя бы в том размере, чтобы не умереть с голоду - 140 рублей в год, а дьякону - 36, псаломщику и пономарю и вовсе 24 рубля. А ведь причетник (псаломщик, дьякон и т.д.) - единственный чтец-певец при богослужении в церкви. При этом, в причетники направлялись епархиальным начальством лица, окончившие как минимум несколько классов духовной семинарии, а то и полный курс, проведя в овладении наукой многие годы.