Провидец Александр Энгельгардт
Шрифт:
"...вся мобилизация производилась чрезвычайно неэкономно и стоила народу очень дорого". При этом львиная доля расходов была переложена на крестьян: "Трудно, конечно, счесть все расходы, которые понесли по преимуществу крестьяне". Правительство палец о палец не ударило, чтобы обеспечить семьи мобилизованных крестьян хотя бы самым необходимым, чтобы те не умерли с голоду. "Если Митрофана возьмут, то семейство его останется без всяких средств к существованию и должно будет кормиться в миру, если не выйдет пособия... Прошло уже более года, а деревенским солдаткам - городским солдаткам выдают пособия - до сих пор ещё нет никакого пособия, ни от волости, ни от земства, ни от приходских
– В волость ходили. Наругали, накричали. Нет, говорят, вам пособия, потому что за вашим обществом недоимок много. А я ему: что же мне-то делать? Не убить же детей? Вот принесу детей, да и кину тут, в волости.
– А мы их в рощу вон в снег выбросим, ты же отвечать будешь, - говорит писарь...
– Вы бы в город, в земскую управу сходили.
– Ходила я. Вышел начальник, книгу вынес: ты, говорит, здесь с детьми записана, только у нас денег нет, не из своего же жалованья нам давать, и мировым судьям жалованья платить нечем..."
"Другая солдатка подала просьбу старшине.
– Что ж он сказал?
– Рассердился. Наругал - сами знаете, какой он ругатель, - тебя, говорит, в холодную посадить следует. Что выдумали! Прошение! Вы этак надумаетесь еще в город идти с прошениями. Вот я вас!"
И так везде, от волости до губернии. И хотя Энгельгардт выше не заглядывает, читателю ясно, что выносится приговор всему самодержавно-чиновничьему строю царской России.
Ну, а современный читатель, пробегая эти строки, представит знакомые картины. Автолюбитель - поборы гаишников, предприниматель - рейдерские захваты или "торможение" заводов...
Глава 19. МЕЖДУ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ
Выше я приводил высказывание Энгельгардта о том, как тяжело помещику жить в деревне, постоянно общаясь с крестьянами, которые испытывали затаённую ненависть к панам. Пусть они ошибались, полагая, что это паны скрыли указ царя о справедливом разделе земли между теми, кто её обрабатывает. Пусть Энгельгардт был паном, более справедливым, чем другие, и лучше понимал крестьян. Но всё равно он принадлежал к этой угнетающей крестьян панской силе.
Да и какой Энгельгардт был помещик - владелец сельца с 25 жителями? Иной фермер был в финансовом отношении более состоятельным. Да и отношения его с крестьянами больше напоминали отношения торговца. Вот его разговор с крестьянами, которым он начинает своё четвёртое письмо:
"Весна. Опять прилетели грачи, опять потекли ручейки, опять запели жаворонки, опять у крестьян
– Ты что, Фока?
– Осьмину бы ржицы нужно: хлебца нетути, разу укусить нечего.
– Отдавать чем будешь?
– Деньгами отдам. К светлой отдам, брат из Москвы пришлет.
– А как не пришлет?
– Отслуживать будем, что прикажете.
– Ну, хорошо, работы у меня нынче много, разочту "что людям", то и тебе.
– Благодарим.
– Ступай за лошадью.
– Лошадь сбил, лес возючи, - на себе понесу.
– Как знаешь, неси мешок.
– Мешок есть.
Фока, ухмыляясь, вытаскивает мешок из-под полы: он шёл с уверенностью, что отказа не будет, - нынче никому почти отказа нет, - и только для приличия, что не в свой закром идёт, спрятал мешок под зипун. Фока насыпался и потащил мешок в четыре с половиною пуда на плечах.
– А ты что, Федот?
– Хлебца бы нужно.
– Ты ведь брал!
– Мало будет; еще два куля нужно до нови.
– А чем отдавать будешь?
– Деньгами отдам по осени: половину к Покрову, другую к Николе; за могарыч десятину лугу уберу.
– Что ж так много магарычу сулишь, или деньги замотать хочешь?
– Зачем замотать, - отдадим. Все равно без магарычу никто в долг не даст, лучше вам пользу сделать. В третьем годе я у П*** попа два куля брал тоже за магарыч; ему сад косил, более десятины будет, а хлеб-то еще плохой, сборный с костерем. Мы с братом насоветывалися: лучше, чем на стороне брать, у вас занять; дело ближнее, покос под самой деревней, косите вы рано; нам десятину убрать ничего не стоит, лучше своему барину по соседству послужить.
– Ну, хорошо; я тебя, впрочем, облегчу, - рожь в шести с полтиной поставлю.
– За это благодарим.
– Ступай за лошадью.
– Ячменцу бы еще с осьминку нужно. Я за ячмень вам отработаю.
– На какую работу?
– Что прикажете, - лён будем брать, мять будем; может, сами в город ставить будете - отвезу.
– Хорошо. Расчет "как людям".
– Благодарим.
Федот ушел и через четверть часа вернулся в сопровождении Клима, Панаса, Никиты и почти всех остальных хозяев соседней деревни: он был послан вперёд разведчиком.
– Нашим всем до нови хлеба нужно. Мы все возьмем: Климу 1 1/2 куля, Панасу 1 куль, Никите 2... Мы вам за могарыч весь нижний луг скосим, каждый двор по десятине.
– Хорошо; все будете брать?
– Все.
– Как Федот?
– Как Федот.
– Половину к Покрову отдать?
– К Покрову, когда конопельку продадим.
– Ну, хорошо. Конопли я у вас за себя возьму. К Покрову ко мне в амбар ссыпайте.
– Слушаем.
Нынче никому почти отказу нет; нынешнею весною я всем даю в долг хлеб, кому на деньги, кому под работу, кому с отдачей хлебом, кому с могарычем, кому без могарыча, смотря по соображению. Потому, во-первых, что нынче у меня самого всего много, а продажи на хлеб нет; во-вторых, я познакомился с народом и народ меня знает; в-третьих, я повел хозяйство на новый лад, и работы всякой у меня много.
Да, в прошедшем году преуспело-таки моё хозяйство. Во всём у меня урожай..."
Таких разговоров в книге приведено множество, особенно интересны разговоры с бабами, которые рассчитывают плату за свою работу вплоть до грошика. Энгельгардт ссужает крестьян хлебом с тем, чтобы они уплатили позднее его цену, да ещё некоторые обещают магарыч, то есть сверх возврата денег поработать бесплатно на помещика, скосить, например, десятину травы на сено. В этом случае помещик ведёт себя так же, как и кулак, которого за подобный магарыч осуждает.