Проводник
Шрифт:
– Ну как?
– спросил подошедший Вячеслав.
– Впечатляет!
– Бэл не мог оторвать взгляда от этой опасной бурлящей мощи, которая билась и жила всего в нескольких шагах.
– Дядя Бэл, дай монетку, - дернула его за руку Маруся.
Бэл пошарил по карманам и передал пятачок. Девочка спокойно зашагала в сторону обрыва. Мужчина беспокойно глянул на ее отца, но тот успокоил его жестом. Она действительно, в свои небольшие года, уже понимала границу дозволенного и опасного. Подошла, и нелепо замахнувшись бросила в поток монетку, которая блеснув на прощание, тут же скрылась из вида. Интересно, где ее вынесет, обкатанную до блеска? Бэл достал фотоаппарат и несколько раз щелкнул, с досадой понимая, что техника никогда не сможет передать всей силы, опасности и величия зрелища.
***
Ужин удался. Плов всегда был визитной карточкой Вячеслава. Умел он договариваться
– Спасибо что приехал. Слава очень скучал по тебе, по ребятам.
Бэл поставил рюмку.
– Варя, не надо за меня пить. Не такой я хороший друг оказался на проверку. Должен был раньше приехать.
Она мотнула головой:
– Ты приехал вовремя, и это главное. А то, что было, нам надо было самим пережить и выход найти.
Бэл внимательно посмотрел на нее и вдруг спросил:
– А про Ветлу, правда?
И даже не удивился тому, что она не стала ничего уточнять, а просто ответила:
– Правда.
Налила чай, подумала и добавила:
– Она ведь меня тоже сводила... туда. Сидели с ней разговаривали, и вдруг она спросила, что бы помогло мне понять мужа. И я ответила - его война. Она тогда посмотрела на меня как-то особенно, как будто пытаясь лучше разглядеть. Подумала, затем предупредила, что это не только познать, с этим потом придется жить. А я тогда самоуверенно решила, что мы то знание на двоих разделим, значит, уже легче станет. Она лишь кивнула, и скажу тебе - выдалось путешествие! Я увидела такое, что однозначно не готова была увидеть, и теперь не знаю, жалею я о своем скоропалительном решении или нет, но точно всё простила, а главное, поняла своего мужа, и это позволило не потерять любовь к нему, когда мне казалось, что общего будущего у нас просто нет.
Бэл дернулся и чуть не опрокинул кружку:
– Расскажи! Куда она тебя водила? Варя, мне это очень важно.
– Знаю, но так страшно вспоминать! Я ведь не просто оказалась в роли наблюдателя, я чувствовала то же, что чувствовал Слава в те жуткие моменты, и это было настолько реально, что сейчас мне уже кажется, что это не его... это всё моё. Но, если бы это было так, то я бы просто повредилась рассудком, а не разговаривала сейчас с тобой. Хотя, может какая-то часть меня и сошла с ума от кусочка чужой правды...
– Варя рывком отвернулась, легким девичьим жестом смахнув покатившиеся слезы. Помолчала и вдруг спросила:
– Помнишь тот подвал с растерзанными женщинами, который вы нашли на зачистке? Это первое, куда меня отвела Ветла. Помнишь это, Бэл?
Бэл отшатнулся от нее, скрипнув зубами и замотав головой:
– Нет! Не надо об этом! Не хочу!
Варя села напротив, внимательно глядя на него. И он просел под её взглядом, сник, и кивнув, прохрипел вмиг потускневшим голосом:
– Продолжай...
– Бэл, скажи, как можно жить с этим? Те смрадные комнаты до сих пор во мне. Я видела молоденьких девчонок, вывернутых наизнанку, словно тряпичные куклы. Женщин без лиц, без рук, безо всего... А над всем этим месивом гордо возлежала на столе бензопила... и словно ухмылялась окровавленными зубами, в которых завязли кусочки человеческой плоти и обломки костей. Рядом с ней валялось то, что использовалось для унижения...
– Варвара осеклась, закрыла лицо руками, резко встала из-за стола, опрокинув стул, и отошла к окну.
Бэл тоже соскочил в порыве подойти, обнять, успокоить, но Варя, неожиданно твердым голосом, не оборачиваясь, продолжила:
– А еще помнишь вырезанного из чрева матери нерождённого малыша, мальчика... Я находилась в этом аду и не понимала, что же происходит с обычными людьми, которые сами когда-то были детьми, играли в игрушки, ходили в школу и любили своих близких? Что такое с ними случилось, что они превратились в нелюдей, в отморозь, уверенную в своей безнаказанности? Вернее, об этом думал муж. Мне же в какой-то момент стало настолько невыносимо от этого растянувшегося во времени вида людского безумия с запахом разлагающейся плоти, от гнетущих подробностей садистского пира, что я малодушно заскулила, прося вывести меня обратно, но Ветла отрезала - иди и смотри. И я смотрела, как вы под обстрелом хоронили их, этих девчонок, а вернее то, что от них осталось. Молча. С какой-то педантичностью, несвойственной для войны. Сломав в себе отвращение и отторжение, аккуратно заворачивали останки в ткань, которую нашли наверху, словно мастера, пытающиеся собрать осколки хрупких ваз. Слава положил малыша с мамой и крепко накрепко замотал их белой простыней, чтобы больше никто не смог их разлучить... Потом вы долго мастерили крест, пряча друг от друга глаза, а я стояла у их общей могилы и безмолвно выла от накрывшего ужаса - этого не должно было произойти! Никто из них не заслужил того кошмара, который им пришлось не пережить - прожить! И одновременно с этим тогда я ощутила гордость, необычайное уважение к тебе, к мужу, за вашу мужскую человеческую силу. За то, что не убежали малодушно, не оставили их догнивать в том доме без креста и помина. Хотя, ты знаешь, я бы и это поняла. Но ваш поступок был настолько мощным! Вы стали для них не только упокоением, но и успокоением, и отмщением. Воюя, вы точно знали, за что рассчитываетесь с бандитами.
Варя подошла к столу, подняла стул и села, необычайно бледная, но с твердой спокойной уверенностью во взгляде.
– А еще поняла, почему Слава в церкви всегда ставил свечи, поминая всех по именам, а последние девять - просто молча. И после этого понимания, раз - и как слайд сменился, и вот уже лес, подгорье, ваша группа тогда под обстрел попала. Знаю, что скажу банальность, но для меня это как будто ад раскрылся. Что я знала о войне? Да ничего. Несколько фильмов с дорогими спецэффектами. А здесь - раз, и все реально - смерть, боль, кровь. Я даже помыслить не могла, что это настолько страшно. У меня от неожиданности ноги подкосились. Как маленькая девочка, за дерево заползла, и уши руками зажала. Да только это не помогает, когда все кругом визжит, рвется и грохочет, когда животный страх разливается в воздухе и на вдохе сковывает легкие, заставляя сердце галопом биться в горле. С вскриком рядом упал боец, парень лет двадцати с небольшим...
– Это Митька был...Он два дня до своего двадцатипятилетия не дожил, - уперев взгляд в стол вдруг перебил Бэл.
– Как пацан ждал день рожденья! Всё решал, как отмечать будем. Домой хотел позвонить, маму поздравить... Мы ему даже подарок приготовили, клинок серебряный на зачистке нашли. Так его, неподаренный, ему в цинк и положили. Он ведь самый молодой из нас был, смешной...
В комнате повисла тишина. Каждый думал о своем, пока Бэл не попросил:
– Продолжай, Варя.
И она продолжила, разглядывая свои руки, которые била дрожь:
– Пуля ему в голову попала, сорвала часть скальпа, череп раскола. Он в агонии стал биться, и вдруг словно увидел меня. Замер и руку ко мне протянул, словно помощи искал, затем беззвучно шевельнул губами, вздохнул и умер. Будто свет в глазах выключили. Я это никогда не забуду. Просто теперь не смогу. А тогда, размазывая слезы по щекам, свернувшись клубочком, ощутила главное и единственное желание вжаться, врасти в эту вздыбленную землю, закрыть глаза, стать невидимой и незаметной, слиться и раствориться. Представляешь, Бэл, я ведь совершенно забыла, что и так нахожусь в этой грохочущей жути "зайцем". Да, гордиться нечем. Бесславно бы я погибла, будь это моя война...
Вдруг, словно почувствовав что-то, рывком оборачиваюсь и вижу, что Слава, в отличие от меня, чувство реальности не потерял и воюет как положено мужчине. Огрызаясь и смещаясь, пытаясь обойти засаду. И так у него это ладно получается, что мне вроде как даже спокойнее стало. Да только не долговечное это чувство в бою. Далеко пробиться он не смог. Заметили. Зацепили. Когда поняли, что ранили, снайпер стал все ближе и ближе стрелять, издеваясь и выдавливая на открытое место. Меня как водой ледяной окатило! Деваться некуда. Да и на месте остаться не лучше перспектива - поиграют, поиграют, да быстро накроют. Ты, Бэл, на меня так не смотри, это я как будто Славины мысли тогда услышала, да ощутила реальное понимание ситуации, и прям нутром ощутила, что дальше будет. В общем, сложно объяснить, как это вдруг произошло - слияние чувств и мыслей моих и Славы. С одной стороны, я знала, что он думает, какие варианты прокачивает, как выжить пытается, а с другой грустная мысль - ну вот, не будет у меня мужа, и Маруськи не будет. И ты знаешь, вот прям такая тоска за горло взяла, что даже страха как не бывало. Тут вдруг кто-то из пацанов закричит: "Валдай! Держись!", а дальше бой на новый виток пошел - шквал огня, мат русский, да такой отборный, что я аж зажмурилась. И ведь отбили, вытащили! Живого! Знаешь, шла рядом, когда его уже к вертолету несли, и не могла понять, это я его благодарность чувствую, что не бросили, помогли, вытащили, или это я сама готова вам в ножки поклониться, что у меня будущее в тот момент не сломалось. И еще чётко поняла, как же я люблю своего мужа! Прям такая нежность душу наполнила, передать сложно.