Провокация (Солдаты удачи - 15)
Шрифт:
До меня не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел, я прибалдел. Муха с Артистом тоже. И Рита Лоо. Черные снеговые тучи нависли над ржаным полем, надвинулась зима с ее безысходностью. И тоска, тоска. Смерти бы, смерти. Смертушки.
Мюйр оглядел нас и сделал вид, что спохватился: - Я сказал что-то не то? Ах да, я сказал "дрочить". Мне следовало сказать "мастурбировать". Прошу извинить. Где же господин Ребане?
Муха повернулся к двери кабинета и гаркнул:
– Фитиль! К тебе! Какая-то старая гнида!
На пороге кабинета появился Томас. Он был в темно-синем, с искрой, костюме, весь причесанный и отглаженный,
– Старая гнида?
– переспросил он.
– Как может так быть? Гнида не может быть старой. Если гнида старая, то это не гнида. Это уже вошка.
– Вошь, - поправил Мюйр.
– В русском языке нет слова "вошка". Есть "вошь".
– Вошь, - повторил Томас.
– Понимаю. Но вы не правы. В русском языке есть такое слово. "Мандавошка". Вы ко мне? Пожалуйста, заходите.
Мюйр прошествовал в кабинет. Он оставался невозмутимым. Абсолютно невозмутимым. И даже по-прежнему благодушно-доброжелательным. Только вот глаза. Если гнида может быть старой и у нее есть глаза, то такими они и были.
Рита Лоо отбросила назад копну волос и решительно двинулась вслед за Мюйром. Артист придержал ее за плечо, негромко спросил:
– Кто это?
– Самый большой мерзавец в Эстонии.
– Это мы уже поняли. Кто он?
– Генерал-майор КГБ. Бывший. Пятое управление. Говорит вам это что-нибудь?
– Да, - сказал Артист.
– Диссиденты.
– Не начинайте разговор без меня, - попросил я Риту и знаком показал Мухе на выход. В черной ванной на полную пустил душ и приказал: - Запоминай. Шестьсот тридцать второй номер. Это этажом выше. Постарайся незаметно. Доктор Гамберг. Доком не называй. На всякий случай в номере не говори. В сортире или у лифта.
– Понял, - кивнул Муха.
– Забери то, что он передаст. И скажи: Матти Мюйр. Контакт. Пусть пробьют.
– И Рита Лоо, - подсказал Муха.
– Тоже контакт. И еще какой.
– Правильно. Действуй.
Я вернулся в гостиную.
– Что происходит?
– спросил Артист.
– Пока не знаю.
– Но происходит?
– Похоже на то.
Я прошел в кабинет.
Разговор, судя по всему, намечался серьезный. Вокруг Томаса Ребане начало что-то происходить. Может быть, как раз то, что имел в виду генерал Голубков.
Как и все в этих апартаментах, предоставленных в распоряжение внука национального героя Эстонии, кабинет был обставлен стильно и одновременно очень солидно. Красивый письменный стол из темного резного дуба с полированной столешницей располагал к вдумчивой умственной деятельности, а кожаный диван и два глубоких кресла вокруг овального журнального столика словно бы приглашали уютно расположиться в них и вести обстоятельные деловые переговоры или за рюмочкой коньяка доверительно высказывать свои самые сокровенные мысли, которые с точки зрения властей всегда считались крамольными.
Что когда-то и делали в этом кабинете первые лица.
Переставая после этого быть первыми.
Почему, интересно, сокровенность всегда крамольна?
Но сейчас, как и во всех гостиничных номерах при смене постояльцев, кабинет был безлик, не одушевлен ни бумагами на столе, ни тем легким беспорядком, которым сопровождается любая живая жизнь.
За столом восседал Томас Ребане, отражаясь в полировке столешницы верхней половиной туловища и оттого похожий на бубнового валета. Рита Лоо устроилась в дальнем
Король пик.
А какого достоинства и какой масти я? И какая масть нынче у нас козырная?
– Теперь я могу говорить?
– вежливо поинтересовался Мюйр у Риты, когда я вошел в кабинет и погрузился в кресло, всем своим видом показывая, что выколупать меня оттуда можно только с помощью ОМОНа или спецподразделения "Эст".
Она кивнула:
– Разумеется. Сегодня у нас свобода слова.
– Господин Ребане, я пришел к вам для частного разговора. Вы уверены, что при нем должен присутствовать ваш очаровательный пресс-секретарь?
– Я?
– переспросил Томас.
– Да. Или нет?
– Да, - сказала Рита.
– Да, - повторил он.
– А почему?
– Потому что ты мой жених.
– Жених. Помню, ты говорила. Господин Мюйр, да.
– Охрана тоже обязательна?
– Понятие охраны мы понимаем расширительно, - объяснил я.
– В наши функции входит охрана не только физического, но и душевного здоровья клиента.
– По-вашему, я могу ему угрожать?
– Ему может угрожать все. Он беззащитен, как одуванчик. Или как овечка в глухом лесу.
– Мне больше нравится одуванчик, - подумав, сообщил Томас.
– Пусть так. Но я считаю своим долгом присутствовать при твоих встречах с людьми, которые могут представлять собой источник угрозы. Вы против, господин Мюйр?
– Нет, - ответил он.
– Более того. Если бы вы решили сейчас уйти, я попросил бы вас остаться. Против вашего присутствия, госпожа Лоо, я тоже не возражаю, хотя это несколько удлинит нашу беседу. Потому что для начала мне придется прояснить свои отношения с вами. Но мы же никуда не спешим, не так ли?
– Мы никуда не спешим?
– осведомился Томас у Риты.
– Нет, - сказала она.
– Господин Мюйр, мы никуда не спешим, - повторил Томас.
– Как я понимаю, вы считаете меня виновным в смерти вашего мужа, заговорил Мюйр, глядя на Риту сверху вниз, снисходительно.
– Это несправедливо. Он умер от наркотиков. И вы это знаете. Он умер через год после того, как освободился из заключения.
– А кто его туда засунул? Напомнить?
– спросила она.
– Да, это я инициировал процесс над молодыми эстонскими националистами, -легко согласился Мюйр.
– Я мог бы сказать, что выполнял указание из Москвы, но не скажу. Нет, я считал эту акцию правильной и своевременной. Я и сейчас так считаю. И она дала эффект, какого не ждал никто. Кроме меня. Посмотрите на наших ведущих политиков, - продолжал он, как бы посмеиваясь и тем самым как бы призывая не относиться к тому, что он говорит, слишком серьезно.
– Особенно из первой волны. Каждый третий прошел через мордовские лагеря. И что же? Они избавились там от интеллигентского прекраснодушия и поняли, что за власть нужно уметь бороться. Закалились, сплотились. И в конце концов победили. А если бы не было этой закалки? Да так и спивались бы на своих кухнях в пустой болтовне. Разве это не так?