Проза. Статьи. Письма
Шрифт:
Я поставил вопрос напрямик:
— Как ты думаешь, Андрей Кузьмич, нормально это, что колхозники вне колхоза расширяют свое единоличное хозяйство?
— Какое же это хозяйство? Это огород. А Сталин что сказал в ответе товарищам колхозникам?
— Мелкие огороды! Мелкие — сказано там!
— Конечно, мелкие, — твердо сказал Дворецкий.
— Но разве у вас мелкие?
— Мелкие.
— Хорошие мелкие: по десятине, а то и больше!
— Там не сказано, сколько десятин, — сказал Андрей Кузьмич.
—
— А там сказано: «Известная часть молочного скота, мелкий скот, домашняя птица и так далее», — прочел он на память, делая голос сугубо официальным и в го же время язвительным. — А чем же кормить «известную часть молочного скота»? Корнеплодом нужно кормить! Брюкву мы засеваем на этих огородах.
— Да, но ведь ты сеешь брюкву не на приусадебной земле. Откуда у тебя столько приусадебной? Я имею сведения, что эти огороды вклиниваются в полевые массивы колхоза.
— Там не сказано… — опять было начал он.
Но я его перебил:
— Мало ли где чего не сказано!
Разговор наш прервал Голубь, громко поздоровавшийся в окно. Он остановился и долго осматривал канцелярию, повиснув грудью на подоконнике. Он не обратил внимания на то, что мы ему не ответили и сидели насупившись.
— Ты по делу, Голубь?
— Не-а! Так! — улыбнулся он еще шире и смелее.
— Вот что, товарищ Голубь, сегодня после обеда на поле тебя опять заменит Полякова. А ты совместно с товарищем Дворецким произведешь обмер кой-каких площадей здесь. Мы с тобой еще об этом поговорим.
Андрей Кузьмич встал и, не попрощавшись, вышел. Я слышал, как за стеной, уже отошедши от окна, Голубь спросил: «Ты где будешь?» — «Дома буду», — ответил Андрей Кузьмич новым для меня грубым, не своим голосом.
Голубю я объяснил, что он должен плечо в плечо с Андреем Кузьминой обмерить все до одного новые лысковские огороды и дать мне сведения к вечеру. Я завтра еду в район.
— Мерить-то научился?
— Спрашиваешь! — хвастливо мотнул головой Голубь.
17 мая
Вчера я встал в четыре часа. Сведений об огородах мне с вечера не дали. Я ждал Голубя или Андрея Кузьмича. Сижу в канцелярии и жду. Темно. Обычно в это время приходил Андрей Кузьмич и выписывал наряды. Сижу десять, двадцать минут. Полчаса. Нет. Иду сам к Дворецкому. Становлюсь коленом на завалинку, набитую кострой, и стучу в темное окошко. В хате так душно, что у закрытого окна снаружи — и то чувствуется.
На стук отзывается жалобный, протяжный голос женщины:
— Кто там?..
— Андрей Кузьмич дома?
— До-ма…
Окно изнутри заслоняет фигура в белом.
— Андрей Кузьмич — сведения!
— Какие сведения?
— По огородам. Как мы договаривались.
— Кто обмерял, тот пускай и дает сведения… А я по чужим огородам с сажнем лазить не собирался. С бабами в драку лезть?.. Была охота.
Какой еще черт сидит в этом хваленом Андрее Кузьмиче!
Окно потемнело. Андрей Кузьмич отошел, и я не стал его звать.
В канцелярии меня ожидал Голубь. Я получил сведения: двадцать три гектара в Лыскове заняты единоличными огородами. А дворов-то двадцать два!
— Один мерял?
— С Кравченковым. Молчи — целая история. Дворецкий отказался. Жуковский отказался, все отказались. Ну, я Стефана, как члена бедноты, взял на буксир — идем! На ерофеевском огороде, который теперь под его свояком, нам чуть не попало. Будь я один, гнединский, — не дали б обмерить.
— Что ты говоришь?!
— А вот!.. Ты подождал бы денек-другой ехать.
— Да я всего на один денек. А что?
— На работу могут не выйти…
— Брось!.. Вот только вам с Кравченковым придется остаться здесь за меня.
— Это мы останемся. Стефан хоть и не член правления, но бедняк, и огород у него две грядки, баба-то его при своем деле… Некогда было огород разбивать.
— Ну, дуйте! Только смотри, Голубь, не груби, — у нас народ вежливость любит. Понял?
— Ладно.
— В обед проверить, как Вязовичи с обмером справляются. Если плохо дело, то от моего имени пошлите Андрея Дворецкого. На весь день. А если хорошо, то пошлите его в Гнедино… для помощи Поляковой. Да! Сегодня отчет Кузнецова. Вязовичи, бригада номер два. Опять, Голубь, не горячись с ним. Он такой старик…
— Ладно.
— Ну, и гляди, что тут будет. Но не приглядывайся специально, не пугайся… А если что — парня верхом, я буду в райкоме партии.
— Ладно.
Голубь уже сидел за моим столом.
* * *
Я ехал доброй рысью по белой прохладной дороге. Первая сегодняшняя пыль слабо поднималась из-под копыт Магомета, грязных от росы. Я ехал и дышал. Пахло садами, свежей землей, незапаханным навозом и бензином. В пяти верстах от Лыскова по этой дороге — район МТС.
Казалось, что чем дальше я еду — тем больше людей: по сторонам шли бригады пахарей, посевщиков, бороновальщиков. На самом деле — был такой час. «В это время уже и мои выехали», — думал я. А издалека-издалека доносился мерный стреляющий стук тракторов. Я ехал, и он делался все явственней, сильней и как бы чаще. Поднявшись на взгорок, я увидел сразу шесть штук. Они шли как бы в гору, но это всегда так кажется, когда видишь их в работе, хотя бы на самом ровном месте. Они шли медленно и вроде как неспоро. Но такая в их ровном громоздком движении чувствовалась сила, что казалось, так они будут идти, идти, дойдут до Лыскова, до Вязович и пойдут дальше через все поля, пойдут, и пойдут, и пойдут… Только стук будет все отдаленней и отдаленней…