Прозрачная женщина (сборник)
Шрифт:
– Вы против него, милиция против, суд против... А кто же за него?
– Адвокат.
– Адвокат в суде. А кто сейчас поедет уговаривать идти с повинной?
– Да не послушает он тебя, черт возьми!
– Нет, послушает.
– Откуда такая уверенность?
– Я же говорила, что он жалостливый...
– Что же воровал и никого не жалел?
– Это в музеях, как бы ни у кого... А людей он не обижал.
– Логика! Если жалел кошек и старушек, то явится с повинной?
– Если жалел кошек и старушек, то своего будущего ребенка тем более.
– Он... знает?
– Сообщила
– И что он?
– Сказал, чтобы я немедленно приезжала.
– А звонил все-таки зачем?
– После вашей информации уже знаю, зачем... Расспрашивал, что да как. Но только услышал про ребенка, про все забыл. Приезжай, кричит.
– И все-таки, Нина, не могу я пойти на такой риск.
– Сергей Георгиевич, я упустила... Когда услышал про ребенка, то он всхлипнул.
– Сентиментальный.
– Не сентиментальный, а несчастный. Что в этих драгоценностях? Ни семьи у него, ни дома.
– Возможно.
– Сергей Георгиевич, на вашей рискованной работе вы боитесь рискнуть?
– Дай мне подумать...
– Господи, я-то большим рискую.
– Помолчи.
– Вы уже десять минут ходите по кабинету...
– Хорошо, а если все-таки он не согласится? Должны мы такой вариант допустить...
– Тогда, значит, вы правы. Тогда он подлец.
– Тогда-тогда. Ну и что тогда?
– Тогда ловите.
– Ты его спугнешь.
– А то он сейчас не знает, что его ловят.
– Так-так.
– Опять вы ходите...
– Может, и верно попробовать?
– Если во мне сомневаетесь, то может цех поручиться.
– В воскресенье, говоришь...
– Сергей Георгиевич, только дайте мне честное слово, что со мной тайно никто не поедет и до моего возвращения вы ничего не предпримете.
– Разумеется, даю.
– И телефончик ваш на всякий случай напишите.
– Вот.
– Ну, и пожелайте успеха.
– Нина, ты осторожнее.
– Сергей Георгиевич, за меня не беспокойтесь.
– Да ты никак опять плачешь?
– Само собой вышло... Из-за своей жизни. Верно мама говорит: век протянется – всего достанется.
– Ну-ну, бодрей!
– У меня теперь и к вам тоже любовь...
– В каком смысле?
– По моей теории... Исстрадалась я за день с вами.
– Вернешься, мы еще поговорим обо всем на свете.
– До свидания, Сергей Георгиевич.
– Успеха тебе. Позвони, если будет возможность.
Ушла... Алло, Леденцов? Боря, опергруппу в Поморск отмени. Нет-нет, ничего не надо. Мне Куфелкина привезут. Нет, не Поморское УВД. Потом расскажу. Когда его привезут. Если привезут...
СОВЕСТЬ
Трудно обозначить, что такое совесть. И все-таки наиболее краткое и самое четкое определение я слышал именно о совести... Совесть – это бог. Как формула.
У меня есть десятки доказательств существования бога, у меня есть десятки доказательств его небытия... Но в формуле «совесть – это бог» дело совсем не в боге. Много написано и сказано о том, как и откуда родилась идея о боге. Я же не сомневаюсь, что причина эта единственна, всесильна и общечеловечна – бог вышел из идеи справедливости, из тоски по справедливости.
У тебя есть, а у меня нет; ты счастлив, а я
И люди жаждали рассуда, люди жаждали справедливости – будь то на земле или на небе. На земле справедливости не было. А что, если ее нет и на небесах?
Самая большая несправедливость заключается в том, что бога нет. Значит, нет и судьи, который воздавал бы за хорошее и за плохое. А коли так, то нет и справедливости. Самая большая несправедливость в том, что нет справедливости. На что же уповать? Кого бояться и перед кем держать ответ? Вот тогда и родилась совесть...
Нет судьи и бога поднебесного, да есть собственная совесть. Она твой бог и твой судья.
Пишу эти слова с некоторой долей неуверенности. Кому они и для чего? В наше-то время? Не похож ли я на юную учительницу, рассказывающую беременной школьнице о любви Татьяны к Онегину? Потребитель под корень сводит природу, смысл жизни подменил товарами, человеческие отношения замещает деловыми, вместо любви насадил секс, трепетное искусство застелил эстрадным дымом... А я про совесть...
Про совесть, потому что я следователь и нахожу ее в себе, в друзьях и знакомых, в людях, и, главное, в преступниках, да в таких, с которых, казалось, скатывается она, как ртуть со стекла; находил в обстоятельствах, далеких от совести или никак с нею не совместимых.
Ну, хотя бы, каждый человек замечал, что ночные мысли отличаются от дневных. Ночные – тревожнее, мягче и поэтому глубже; ночью многое передумывается и переразрешается. Это совесть, днем задавленная суетой, пробилась к разуму.
А сны? Беспокойные и страшные, пророческие и предупреждающие... Это свободная совесть ночью бередит наше сознание.
Кто не облегчал свою душу, выговариваясь? Но почему становится легче, когда о своих горестях кому-то расскажешь? Это совесть. Ей так невмоготу мучиться в одиночестве, что она идет на простительную хитрость: как бы перекладывает часть своей ноши на внимающего. И ей сразу легчает.
А замечалось ли, что юридический язык можно заменить другим, простым и понятным? Обыскать – рыться в чужих вещах; причинить ножевые ранения – зарезать, как барана; расчленить труп – разрубить наподобие мясной туши; привести приговор в исполнение – в сущности, убить... Юристы смягчают откровенный смысл этих понятий. Потому что стыдно.
А казнь? Казалось бы, применяется она за тяжкое преступление – и, значит, справедлива; по приговору суда – и, значит, законна. Но почему казнят тайно? Почему в средневековье палач надевал маску? Запугать преступника? Зачем же, когда самое страшное у него впереди? Почему жертве завязывают глаза? Почему стараются стрелять сзади, в затылок? Почему расстреливают, как правило, сообща, строем? Совесть. Потому что стыдно (не то слово) перед жертвой; потому что ответственность за смерть хочется разделить с кем-то еще; потому что казнь, в сущности, убийство, а убийство законным никогда быть не может. Впрочем, поведаю две криминальные истории из моей практики, которые скажут о совести больше, чем умозрительные рассуждения...