Пруд Белых Лилий
Шрифт:
Штеффи рассказала ей историю о ноже и о том, что Свен не хотел подарков к Рождеству. Затем ей показалось, что лучше не начинать снова разговор о том, что Свен делал на Каптенсгатан, словно она придавала этому слишком большое значение.
Но она не могла не думать о Свене. Когда девочки погасили свет и Май перебралась на матрас, Штеффи шепнула:
— Май!
— Да?
— Что ты думаешь о Свене?
— Он ничего.
"Он ничего". Разве можно недооценивать такого человека, как Свен? Она почти рассердилась на Май и замолчала. Через некоторое время Май сказала:
— Почему
— Да так, ничего особенного.
— Ты сердишься?
— Нет.
— Поболтаем еще или будем спать?
— Давай спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Май сразу заснула. Штеффи слышала ее тихое посапывание и чувствовала раскаяние. Она так хотела поговорить с кем-нибудь о своих чувствах к Свену. Ей казалось, что ее просто разорвет от невысказанных слов.
Май — ее лучшая подруга, именно с ней следует поговорить. Если бы она только не запуталась во всей этой лжи!
Наконец Штеффи заснула, и ей приснилось, что она ищет Свена в доме с тысячью комнатами.
На следующий день ослепительно сияло солнце. Девочки взяли красные санки Штеффи и пошли к большой горке у школы. Нелли была уже там и сразу же пришла в восторг от Май.
— Май! Май! — вопила она. — Посмотри-ка, с какой крутизны я еду!
Веры не было видно. Когда Май и Штеффи катились с самого крутого места, прямо за ними на большой скорости появились еще одни санки. Штеффи управляла своими санками и не могла обернуться. Вторые санки изменили направление и стали приближаться, пока между ними не осталось сантиметров двадцать. Штеффи пришлось свернуть с дорожки и въехать прямиком в сугроб. Лежа в снегу, они видели, как Вера летит с горы и ее рыжие волосы развеваются на ветру.
— Кто это был? — спросила Май. — Зачем она так сделала?
— Это Вера, — сказала Штеффи.
— Твоя подруга?
— Да.
Девочки поднялись на ноги, отряхнулись и проехали последние метры до подножия горки, а Вера уже была на середине горы. Когда они забрались наверх, Вера уже почти спустилась.
Наконец Штеффи встала внизу горы и подождала Веру. Она должна спуститься, другим путем домой не попасть. Май ехала с Нелли, держа ее перед собой на санках.
— Зачем ты так сделала? — спросила Штеффи, когда Вера затормозила перед ней.
— Как?
— Ты подрезала нас.
— Я не нарочно, — сказала Вера, но Штеффи видела, что она лжет.
— Подожди немного, познакомься с Май.
— Не успею, — сказала Вера. — Мне надо домой.
Она ушла, везя за собой санки.
Штеффи рассердилась. Если Вера решила не иметь с Май никаких дел, тогда она не собирается ни заискивать перед ней, ни уговаривать.
Но два дня спустя, проводив Май на корабль, Штеффи пошла к Вере домой.
— Она уехала? — спросила Вера. — Та, из города?
— Да.
— Хорошо, — сказала Вера.
Вот и все, что было сказано о приезде Май.
Глава 27
Письмо
— Как хорошо, что я зашел на почту, — сказал он. — Иначе оно так и лежало бы до твоего приезда.
Штеффи взяла длинный узкий конверт. Адрес семьи Сёдерберг перечеркнут, и рядом кто-то написал: «Переслать» и адрес на острове.
Однако не адреса привлекли внимания Штеффи, а почтовая марка. Она была не американская, даже не испанская или кубинская. Картинка на зубчатом коричневом прямоугольнике изображала Гитлера на трибуне. Под картинкой был текст: "Deutsches Reich" ("Немецкий рейх"), написанный угловатыми готическими буквами. Присмотревшись, Штеффи заметила почтовый штамп: "Вена, 23 декабря 1940 года".
Они остались. Они никуда не уехали.
— Как дела? — спросил дядя Эверт. — Что-то не так?
— Письмо пришло из Вены, — сказала Штеффи.
Дядя Эверт встревожился.
— Открой. Что бы ни случилось, лучше знать, чем оставаться в неведении.
Он протянул Штеффи свой перочинный ножик. Дрожащими руками она вскрыла конверт, вытащила тонкий лист бумаги и развернула его.
"Милая Штеффи,
К сожалению, у меня плохие новости. Наш отъезд предполагался позавчера, но, как видишь, мы все еще здесь. В воскресенье мама внезапно заболела, и ее забрали в госпиталь. У нее двустороннее воспаление легких, и, как ты понимаешь, она не могла никуда ехать. Насколько я и другие врачи можем судить, ее жизни ничего не угрожает, но она ослабела от тяжелой работы и недоедания и некоторое время нуждается в больничном режиме.
Итак, в данный момент я не могу сказать ничего определенного ни о том, что нас ждет, появится ли возможность уехать, ни о том, что будет, если мы останемся здесь. Я отказался от нашей комнаты до того, как стало ясно, что мы не едем. Сейчас я снова ищу жилье и сообщу тебе новый адрес, как только смогу.
Тетя Эмилия уехала со своей семьей, как и предполагали. Мы надеемся, что получим от них весточку, когда они доберутся.
Мама передает тебе привет. Я заглядываю к ней как можно чаще и сижу с ней вечерами после работы. Все же кое в чем нам повезло, мы в одном госпитале! Дело в том, что теперь мы встречаемся чаще, чем до маминой болезни.
С любовью, папа".
Штеффи подняла глаза от листа и встретилась взглядом с дядей Эвертом.
— Неужели все так плохо? — спросил он.
Она молча кивнула.
— Они не смогли уехать?
Штеффи покачала головой.
— А позже?
— Наверное.
Ее голос прозвучал странно, словно принадлежал кому-то другому.
Из кухни в комнату вошла тетя Марта.
— Что случилось?
— Родители Штеффи не уехали в Америку, — сказал дядя Эверт.