Прусский террор
Шрифт:
День прошел, не принеся больших изменений в состояние больного. Между тем становилось заметно, что дыхание Карла становилось все более размеренным.
К вечеру он вздохнул, открыл глаза и сделал легкое движение левой рукой, словно искал руку Елены.
Елена бросилась к его руке, положила ее на край кровати и припала к ней губами.
Бенедикт хотел, чтобы девушка легла хоть немного отдохнуть, и обещал, что сам будет бодрствовать у кровати Карла, обходясь с ним с нежностью брата, но Елена ничего не захотела слышать и заявила, что за больным будет ухаживать
Тогда Бенедикт попрощался с ней и ушел на несколько часов.
Мы помним, что Бенедикт купил в Деттингене полный костюм лодочника. Именно в этой одежде он проплыл вниз по Майну, пришел за Еленой, вновь поднялся по Майну до Ашаффенбурга, сопровождая девушку во время поисков на поле битвы, и, наконец, отвез ее обратно домой.
Кроме этой одежды, у него был еще штирийский мундир, спрятанный вместе с оружием в лодке Фрица. Вся его прочая одежда осталась в багаже, следовавшем вместе с армией, то есть вместе с багажом бригады графа Монте-Нуово, и, по всей вероятности, утерянном: пруссаки взяли его после своей победы на поле битвы в Ашаффенбурге.
До прихода пруссаков во Франкфурт — а говорили, что они войдут в город на следующий день или, самое позднее, через день, — ему необходимо было уничтожить все свое прежнее обмундирование, будь то ганноверское или штирийское.
Именно для этой цели он на некоторое время оставил Елену.
Было шесть часов вечера.
С какой бы симпатией Елена ни относилась к Бенедикту, ей не терпелось поскорее остаться наедине с Карлом.
Прекрасная девушка была так чиста! И именно потому, что она была чиста, ей хотелось многое сказать своему любимому сердцем и устами, тем более что он не мог ее услышать.
И она поспешила воспользоваться случаем остаться с ним наедине.
— Вот, — сказала она Бенедикту, — ключ от дома, я взяла его с собой, когда вчера мы уходили отсюда. Возьмите его теперь себе и возвращайтесь когда захотите. Не забывайте, что вы мой единственный друг и, самое главное, единственный друг Карла.
И она протянула ему руку.
Бенедикт с уважением склонился над этой рукой, но даже не осмелился дотронуться до нее губами.
Елена стала для него более чем женщиной: она стала святой.
Ему показалось, что в словах Елены он расслышал сонет вернуться скорее, и дал себе слово прийти как можно раньше.
Ленгарт ждал его у дверей.
Бенедикт сел в карету, но позаботился заехать домой к этому славному человеку, чтобы он мог направить другую карету к дому Шандрозов, вместо той, на которой уехал сам. Затем, уверенный в том, что это поручение будет выполнено, Бенедикт приказал отвезти себя в порт, где он без всякого труда нашел лодку Фрица.
В лодке были спрятаны его мундир, шляпа, пистолеты и карабин.
Он взял все это и отнес в карету к Ленгарту.
С утра Резвун был оставлен на Фрица; его привязали к носу лодки, и он вытягивал во всю длину свою цепь, нюхал воздух, не зная, откуда появится его хозяин.
Он не успел еще освоиться с Фрицем и пришел в неописуемый восторг, когда ему разрешили перебраться из лодки в карету.
Бенедикт рассчитался с Фрицем, дав ему двадцать флоринов, пожелал лодочнику всяческих благ и отпустил его в Ашаффенбург.
Покончив с этим, он приказал Ленгарту отвезти себя к лучшему портному во Франкфурте. Молодой, среднего роста и хорошо сложенный, Бенедикт был легкой моделью. Воспользовавшись случаем, он решил обновить весь свой гардероб.
Затем Бенедикт уступил насущнейшей необходимости приличных людей — после великой усталости принял ванну.
Он сражался в течение всего дня 14 июля — с десяти утра до пяти вечера.
Вот уже тридцать шесть часов, как он не спал.
Несмотря на то что он собирался проводить часть ночей у кровати Карла, чтобы по возможности сменять Елену — не могла же она бодрствовать все время, — ему все же нужно было найти себе пристанище в городе.
Жить на постоялом дворе было небезопасно: посещения полиции, предъявление паспорта — все это могло его выдать.
Ленгарт только что отремонтировал небольшой дом. Он предложил Бенедикту там комнату и кровать, и тот согласился.
Самой крайней необходимостью для Бенедикта было отоспаться.
В этом смысле молодость — сущий тиран, если только неистовые страсти не овладевают человеком и не заставляют его забыть обо всем.
Итак, приняв ванну, Бенедикт прилег.
Через десять минутой забыл всех — Карла, Елену, Фридриха, Фрица, Ленгарта и Резнуна.
Он проспал шесть часов.
Когда он проснулся, его часы показывали половину второго ночи.
Он сразу подумал о Елене и о том, что она, должно быть, хотела поспать. Спрыгнув с кровати, он наспех оделся и побежал к дому Шандрозов.
Все было закрыто.
Бенедикт открыл входную дверь ключом Елены.
На лестнице горел свет. Он поднялся на второй этаж, проследовал коридором и подошел к комнате Елены, которую закрывала только маленькая застекленная дверь.
Девушка стояла на коленях у кровати Карла; губы ее были прижаты к его руке. В таком же положении он ее и оставил.
Увидев ее сквозь дверное стекло, Бенедикт подумал, что и она заснула.
Но при первом же скрипе открываемой двери она подняла голову и, узнав Бенедикта, улыбнулась ему.
Ведь она тоже не спала с утра вчерашнего дня, то есть в течение тридцати часов подряд, однако, когда речь идет о преданности, сила, дарованная женщинам, необычайна. Природа словно создала их для того, чтобы они были сестрами милосердия.
Говорят, что любовь крепка, как смерть. Она крепка, как жизнь, — следует сказать.
Карл, казалось, спал; было ясно, что кровь более не доходила у него до мозга, и мозг его пребывал в оцепенении, подобном слабоумию. Ужасно, если задуматься, что с нашей душой возможно такое: измождение способно ввергнуть наш разум в подобную слабость. Как же это наша бессмертная, небесная, вечная душа, данная нам от Бога, может зависеть от прилива и отлива крови до такой степени, что, когда из-за раны теряется много крови, ее отлив уносит не только нашу силу, преходящую часть нашей личности, но и ум, божественную ее часть?