Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
Этого гибберлинга, видно, ввело в заблуждение моё любопытство.
— Нет, уже доводилось… ходить.
Вспомнилось, что матросы применяли именно это слово, отмежевываясь от сухопутных салаг с их «плавали».
Упрямый понимающе кивнул и заткнул флягу пробкой. Он поймал мой недовольный взгляд и хмыкнул, мол, привычка.
— А вам, Бор, что до этих арвов? — ухмыляясь, спросил купец.
Честно говоря, старший брат Упрямых не очень и походил на торговца. Я бы, скорее, поверил, что он бывалый матрос и вояка, чем кто
Думаю, что даже в своём «ростке» он не имел особой поддержки и понимания. Если вспомнить выражение мордочек его брата и сестры, когда Упрямый заявил о своём намерении участвовать в походе, то это могло служить ещё тем доказательством моих выводов.
— Скука, — ответил я гибберлингу. — Всё дело в ней.
— И всё? — удивился Упрямый.
— Скорее всего…
— Вы, небось, думаете, что поход выйдет эдаким увеселительным предприятием?
— Пугаете?
— Нисколько… Вы не из трусливых, это видно. Да и говорят то же самое… Однако ваше желание избавиться от скуки, да ещё тот факт, что вы старательно хотите подчеркнуть свою нужность и Непоседе, и Умницам, может кончиться весьма… «забавным» образом.
Вот язва!
— Ладно, — махнул гибберлинг, чуть осклабясь, — пойду, покемарю. До Арвовых предгорий почти сутки пути.
Он развернулся почти на месте и поковылял прочь, что-то напевая под нос.
Вот сукин сын!
Хотя Упрямый в чём-то прав… Что же мне до этих арвов?
Неужто дело в бездействии? Оно, конечно, сводит меня с ума! Я теряю хватку, становлюсь какой-то размазней! От этого злюсь почём зря! Кидаюсь на всех. Тебе нужно дело! И дело, которое по душе!.. Как там Старейшина его назвал? Ремеслом?
Эх, Бор! Не обманывай сам себя. Ты не дворовая собачка. Ты — волк! И Бернар это видел… Ну, тогда, в трактире у Заи, помнишь?
Ну, помню… А всё одно вопрос остаётся без ответа: это хорошо, или это плохо? Волк? Или собака? Кто же? Кто?
Корабль уже довольно высоко приподнялся над уровнем земли, но по-прежнему двигался вдоль берега. Заложенность ушей, наконец, прошла и мир, вернее та его часть, что была ограничена палубами судна, наполнилась разнообразными звуками.
Немногочисленные матросы действовали очень слаженно. И не смотря на это, капитан сердито ругал их. Но делал он это явно не по злобе, а, скорее, из-за привычки.
Откуда-то появилась Стояна. Она издали улыбнулась и заспешила ко мне.
Ну, кошка! Ей-ей! Ласковая… маленькая… худенькая, что тростинка… Трётся о щёку, мурлычет…
Я не заметил, как и обнял её. Сделал это рефлекторно, по привычке.
Стояне нравилось, когда мои руки её обнимали. Ей нравилось прижиматься ко мне… особенно по ночам.
Мы стали у правого борта, глядя на проплывающий мимо берег.
Слышишь, Бор, а кого ты «видишь» в Стояне? Кто она для тебя? Подруга-волчица?..
А! Не знаешь… ничегошеньки ты не знаешь…
— Всё хотел тебя спросить? — обратился к Стояне, обняв её за талию и прижав к себе. — Куда же пропала твоя Лада?
Девчушка хитровато улыбнулась, смешно морща нос. Её глаза блестели эдаким озорством, отчего вдруг сладостно защемило в груди.
— И дался я тебе, — посетила меня невесёлая мысль. — Нелюдимый… грубый… ещё, говорят, несдержанный, жестокий и кровожадный… Такому и довериться страшно.
— Они не знают твоего сердца, — Стояна прижалась к груди. Я почувствовал, как крепко она держится за акетон, словно боится упасть.
Она сказала «сердце». Знала бы Стояна, чьё оно у меня…
А странные у нас с ней отношения. Ни я, ни она меж собой даже словом не обмолвились о них. Словно, боимся друг другу в чём-то признаться…
А в чём? В чём признаться? Какие у нас вообще отношения?..
К этим мыслям я вновь пришёл уже под утро. Корабельные склянки отбили четвёртую «стражу». Стояна тихо-тихо дышала, лёжа рядом…
Кажется, мне что-то снилось. Я вдруг неожиданно понял, что мысли о нас со Стояной вернулись именно из-за сновидения.
Память медленно-медленно, по крупицам, выдавало его на-гора.
Мы тонули…
Мы? — я напрягся, вдруг уверенный, что речь идёт не о двух, а большем числе человек. — Сколько же? Трое?.. Четверо… да-да, четверо. Я, Стояна… во сне она была моей женой… Это точно! — я даже внутренне улыбнулся этой мысли. На душе стало как-то тепло… приятно… жена… моя жена…
А кто же ещё там был?.. Дети?.. двое детей… мальчик… и девочка… последняя была младше сына…
Сын? — Ну, да! Точно! Это наши со Стояной дети…
Глаза вновь закрылись, и сознание окунулось в тёплые волны воспоминаний.
Никогда не задумывался над тем, хорошо ли это иметь семью. И ещё детей… Что-то в этом есть… что-то…
Стоп! Мы тонули… Или нет?
Я напрягся, пытаясь вновь вернуться к сновидению.
Они тонули… Стояна… сын… дочь… А я нырял… и ещё нырял… и снова… Я искал их… хотел спасти…
Помню, что тянусь из последних сил. Плыву всё глубже… ещё глубже… вот-вот ухвачусь, но не достаю буквально чуть-чуть… От напряжения начинает болеть голова.
Я вдруг понимаю, что коли не вынырну, чтобы набрать воздуха, то и сам утону…
А потом… потом вдруг чёткая мысль: а зачем всплывать? Зачем выныривать? Нет их… нет Стояны и детей — нет и жизни…
Сердце испугано замерло… Это же сон! Бор, это сон! Чего ты напрягся?
Кстати, странное у тебя сердце, даже не смотря, что драконье. Чего оно всё время боится? Чего порой трусливо бьётся, будто хочет вырваться? Неужто людские эмоции пугают его?
Да, да… пугают… Другое дело бой! Все эти сражения… схватки… кровь… дым… Оно тогда «веселится», «поёт». И страха нет!