Прямо к цели
Шрифт:
Второй лейтенант Мэйкпис — еще один офицер, которого Чарли никогда до этого не видел, — занял свое место позади их траншеи. Он выглядел, как вчерашний школьник, и представился Чарли, как это делают со случайным знакомым на коктейле. Лейтенант попросил Чарли собрать отделение в нескольких ярдах за линией окопов, чтобы он смог обратиться к ним. Десять продрогших испуганных бойцов, выбравшихся из своих нор, слушали молодого офицера с нарочитым вниманием. День был специально выбран для наступления, так как метеорологи заверили их, что солнце встанет в пять
— Германская морось, — сказал Чарли своим товарищам. — Так на чьей же стороне все-таки Бог?
Лейтенант едва заметно улыбнулся. Они ждали сигнала ракетой Вери, как свистка рефери перед началом официального матча.
— И не забудьте, пароль — «бить и крушить», — сказал лейтенант. — Передайте по цепи.
В пять пятьдесят три, как только кроваво-красное солнце все же выглянуло из-за горизонта, ввысь взвилась сигнальная ракета Вери, и Чарли, оглянувшись, увидел, что все небо сзади озарилось вспышками.
Лейтенант Мэйкпис выпрыгнул из траншеи и закричал: «За мной, солдаты!»
Чарли выбрался вслед за ним и, крича на пределе своего голоса — больше от страха, чем из бравады, — метнулся вперед к колючей проволоке.
Лейтенант не пробежал и пятнадцати ярдов, как был настигнут первой же пулей, но каким-то образом ему все же удалось добраться до заграждения. Чарли с ужасом наблюдал, как он валится на колючую проволоку и следующая очередь выстрелов противника вспарывает его тело. Двое смельчаков меняют направление своего движения и бросаются к нему на помощь, но ни один из них не добегает до проволоки. Чарли находился всего в ярде от них и уже собирался через разрыв в заграждении броситься вперед, когда его нагнал Томми. Чарли улыбнулся, и это стало последним моментом, который он запомнил из сражения на Лизе.
Через два дня Чарли пришел в себя в госпитальной палатке где-то в трехстах ярдах от передовой и увидел склонившуюся над ним молодую девушку в темно-синей форме с королевским крестом на груди. Она что-то ему говорила. Он понял это только по движению ее губ, ибо не мог расслышать ни слова. «Слава Богу, — подумал Чарли, — я все еще жив и теперь наверняка буду отправлен назад в Англию». Как только солдат признавался глухим, его всегда переправляли домой. Таковы королевские наставления в отношении медицинских показаний.
Но слух у Чарли через неделю восстановился, и первый раз на его губах появилась улыбка, когда он увидел рядом с собою Грейс, наливавшую ему в чашку чай. Ей разрешили покинуть палатку, когда она услышала, что солдат по фамилии Трумпер лежит без сознания на переднем крае. Она рассказала брату, что из всех подорвавшихся на мине он оказался самым счастливым, так как лишился только одного пальца на ноге, и то не самого большого, пошутила она. Он был разочарован, услышав от нее эту новость, так как потеря большого пальца также означала возможность возвращения на родину.
— А в остальном — одни только ссадины и царапины. Ничего серьезного, так что жить очень даже будешь. Через считанные дни мы должны будем отправить тебя назад на передовую, — добавила она с горечью в голосе.
Он засыпал. Просыпался. И все время думал, а уцелел ли Томми.
— Есть ли какие-нибудь сведения о рядовом Прескотте? — спросил Чарли у врача во время обхода.
Лейтенант посмотрел свои записи и нахмурился.
— Он арестован. Похоже, что ему придется предстать перед судом военного трибунала.
— Что? Почему?
— Не имею понятия, — ответил молодой лейтенант и перешел к другой кровати.
На следующий день Чарли немного поел, еще через день сделал несколько первых мучительных шагов, а через неделю уже вполне мог бегать. Он был отправлен назад на передовую всего через двадцать один день после того, как лейтенант Мэйкпис выпрыгнул из траншеи и крикнул: «За мной!»
Вернувшись в запасные траншеи, он быстро обнаружил, что из десяти человек его отделения в живых остались только трое, а Томми не было и следа. Из Англии в то утро прибыла новая партия солдат, чтобы занять места погибших и включиться в четырехдневную карусель пребывания на передовой и в тылу. Они относились к Чарли, как к ветерану.
Всего через несколько часов после его возвращения из роты поступил приказ, предписывавший младшему капралу Трумперу явиться к подполковнику Гамильтону в одиннадцать ноль ноль следующего утра.
— Зачем командир вызывает меня? — поинтересовался Чарли у дежурного сержанта.
— Обычно это означает трибунал или награждение, на другое у хозяина просто нет времени. И всегда помни, что это также означает беду, так что следи за своим языком, когда находишься в его присутствии. Я могу сказать тебе, что он заводится с полоборота.
Ровно в десять часов пятьдесят пять минут младший капрал Трумпер стоял возле палатки подполковника, испытывая перед своим командиром почти такой же страх, как и перед броском в атаку. Через несколько минут из палатки по его душу вышел ротный сержант-майор.
— Встать по стойке «смирно», отдать честь, назвать свою фамилию, звание и личный номер, — пролаял сержант Филпотт. — И помни, не разговаривать, пока к тебе не обратятся, — добавил он резко.
Чарли вошел строевым шагом и остановился перед столом подполковника. Приложив руку к головному убору, доложил:
— Младший капрал Трумпер, 7312087, прибыл по вашему приказанию, сэр. — Впервые он видел подполковника сидящим на стуле, а не на лошади.
— А, Трумпер, — проговорил подполковник Гамильтон, поднимая глаза. — Хорошо, что вы возвратились в строй. Доволен вашей быстрой поправкой.
— Благодарю вас, сэр, — выпалил Чарли и только сейчас заметил, что один глаз у подполковника был неподвижным.
— Однако с рядовым из вашего отделения произошло чрезвычайное происшествие, на которое вы, я надеюсь, сможете пролить некоторый свет.