Прямо к цели
Шрифт:
— Я постараюсь, если смогу, сэр.
— Хорошо, поскольку представляется, — подполковник вставил монокль в левый глаз, — что этот Прескотт, — он взглянул в призывную карту, лежавшую перед ним на столе, прежде чем продолжить, — да, рядовой Прескотт, возможно, сам прострелил себе руку, чтобы уклониться от встречи с противником. Как следует из рапорта капитана Трентама, он был подобран с единственным пулевым ранением в правую руку, лежащим в грязи всего в нескольких ярдах перед собственной траншеей. На первый взгляд это происшествие выглядит как случай трусости перед лицом врага. Однако я не хотел передавать дело в трибунал, не выслушав вашу версию того, что произошло
— Да, сэр, безусловно, смогу, — сказал Чарли. Он постарался собраться с мыслями и воспроизвести в голове детали событий, происходивших почти месяц назад. — Как только был произведен выстрел из ракетницы Вери, лейтенант Мэйкпис возглавил атаку, и я выскочил на бруствер вслед за ним. За мной последовал остальной личный состав моего отделения. Лейтенант первым достиг заграждения, но был сразу же сражен несколькими пулями. В это время впереди меня находились только два человека. Они смело бросились к нему на помощь, но поп а дали, даже не добежав до него. Добравшись до заграждения, я обнаружил разрыв и бросился сквозь него, заметив лишь, как рядовой Прескотт обгоняет меня, направляясь к позициям противника. Должно быть, в этот момент я подорвался на мине, которая вполне могла поразить также и рядового Прескотта.
— Можете ли вы утверждать, что именно рядовой Прескотт обогнал вас? — спросил подполковник с озадаченным видом.
— В горячке боя трудно запомнить каждую деталь, сэр, но я никогда не забуду, как Прескотт обогнал меня.
— Это почему же? — вновь задал вопрос подполковник.
— Потому что мы дружим, мне было досадно в тот момент видеть, как мой приятель обходит меня.
Чарли показалось, что на лице подполковника мелькнула легкая улыбка.
— Прескотт ваш близкий друг? — Подполковник наставил на него свой монокль.
— Да, сэр, близкий, но это не влияет на мои суждения о нем, и никто не вправе предполагать обратное.
— Ты понимаешь, с кем ты говоришь? — взревел сержант.
— Да, сержант-майор, — сказал Чарли. — С человеком, заинтересованным в том, чтобы выяснить правду и, исходя из этого, свершить правосудие. Я необразованный, сэр, но честный человек.
— Капрал, доложите… — начал было сержант.
— Благодарю вас, сержант-майор, на этом — все, — сказал подполковник. — А вам, капрал Трумпер, спасибо за ясные и точные свидетельства. Я больше не буду беспокоить вас. Можете возвращаться в свой взвод.
— Благодарю вас, сэр, — сказал Чарли, отступил на шаг назад, отсалютовал и, сделав поворот кругом, строевым шагом вышел из палатки.
— Не сочтете ли нужным, чтобы я разобрался с этим делом? — спросил сержант-майор.
— Да, сочту, — ответил подполковник Гамильтон. — Представьте Трумпера к повышению в звании и немедленно освободите рядового Прескотта из-под ареста.
Во второй половине дня Томми возвратился во взвод с повязкой на левой руке.
— Ты спас мне жизнь, Чарли.
— Я лишь рассказал правду.
— Я знаю. То же самое говорил и я. Но разница в том, что тебе они поверили.
В ту ночь Чарли лежал в своей палатке и размышлял о том, почему капитан Трентам так хотел избавиться от Томми. Может ли кто-либо считать, что у него есть право посылать другого на смерть только потому, что тот однажды был осужден?
Прошел еще один, похожий на другие, месяц, прежде чем из приказа по роте стало известно, что им предстоит совершить марш на юг до Марны и приготовиться к участию в нанесении контрудара по войскам генерала Людендорфа. У Чарли сжалось сердце, когда он читал приказ. Он знал, что шансы выжить в двух атаках подряд были совершенно нереальными. Ему удалось улучить часок, чтобы остаться наедине с Грейс, которая поведала ему о своей любви к уэльскому капралу, подорвавшемуся на мине и потерявшему один глаз.
— Любовь с одного взгляда, — заметил Чарли с сарказмом.
В ночь на вторник 17 июля 1918 года жуткая тишина установилась над нейтральной полосой. Чарли оставил в покое тех, кто был способен заснуть, и не пытался будить кого-либо до трех часов следующего утра. Будучи теперь строевым сержантом, он имел на своем попечении взвод из сорока человек, который по-прежнему находился под общим командованием капитана Трентама, не появлявшегося со дня освобождения Томми.
В три тридцать, когда все они находились в полной боевой готовности, за линией траншей к ним присоединился лейтенант Харви, который, как оказалось, прибыл на передовую лишь в прошлую пятницу.
— Это сумасшедшая война, — сказал Чарли после того, как они представились друг другу.
— О, я не знаю, — прощебетал Харви. — Мне не терпится самому посчитать зубы гансам.
— Немцам нечего опасаться за свои зубы, пока мы производим таких придурков, как он, — пробурчал шепотом Томми.
— Кстати, сэр, каков на этот раз пароль? — спросил Чарли.
— О, виноват, совсем забыл. «Красная шапочка», — ответил лейтенант.
Все находились в ожидании. В четыре ноль ноль они примкнули штыки, в четыре часа двадцать одну минуту из сигнального пистолета Вери где-то позади них в небо полетела красная ракета и в воздухе раздались свистки.
— Ату! — крикнул лейтенант Харви и, выстрелив в воздух из пистолета, бросился через бруствер, как будто преследовал какую-нибудь бродячую лису. Вскарабкавшись на бруствер, Чарли выскочил из траншеи, отстав всего на ярд. Взвод последовал за ним по раскисшей голой земле, на которой не осталось ни единого кустика, чтобы укрыться. Впереди себя слева Чарли мог видеть другой наступавший взвод. За ним безошибочно угадывалась чистенькая фигура капитана Трентама. Но атаку по-прежнему возглавлял лейтенант Харви, элегантно перемахнувший через заграждение и выскочивший во весь рост на нейтральную полосу. Будучи уверенным, что выжить в результате такой глупости нельзя, Чарли с любопытством ждал подтверждения своих мыслей. Но Харви все бежал и бежал, как будто был завороженным и бесплотным. Вместо того чтобы падать на землю после каждого броска, лейтенант, перемахнув через германскую проволоку, как через очередной барьер на стометровке, бросился к позициям противника, как к финишной ленточке на соревнованиях в лицее. До ленточки оставалось всего ярдов двадцать, когда на него обрушился град пуль. Оказавшись теперь на острие атаки, Чарли открыл огонь по начавшим высовываться из окопов головам.
Он никогда не слышал, чтобы кто-то действительно достигал германских траншей, поэтому не знал, что ему полагается делать дальше, и к тому же, несмотря на все тренировки, стрелять на бегу оказалось трудно. Когда на бруствере одновременно появились четыре германские винтовки, он понял, что может так никогда и не узнать, что ему делать дальше. Выстрелив в упор в одного, он лишь заметил, как трое других берут его на мушку. Но неожиданно за спиной грянул залп, и все трое повалились назад, как жестяные утки в стрелковом тире. Тогда он понял, что обладатель королевского приза по стрельбе, должно быть, все еще находится на ногах.