Прямой дождь. Повесть о Григории Петровском
Шрифт:
— Я не без умысла привез вам эту давнюю прокламацию, Григорий Иванович, — сказал он. — Настроение рабочих, даже сознательных, по поводу Думы в тысяча девятьсот седьмом году и теперь, в двенадцатом, почти одинаковое. А Пражская конференция РСДРП, как вы знаете, нацеливает большевиков принять самое активное участие в выборах членов в Четвертую Государственную думу. Поэтому основная задача на сегодня — разъяснить рабочим, что наша партия идет в Думу не для того, чтобы играть там в «реформы», а для того, чтобы с думской трибуны звать массы к борьбе, разъяснять учение социализма, вскрывать всякий правительственный и либеральный обман… для того,
— Мы здесь внимательно читаем «Правду», — сказал Григорий Иванович, — и наши рабочие знают, что в Четвертую Думу помещикам обеспечивается почти половина выборщиков, а рабочим — чуть больше двух процентов. Известно также, что рабочие курии созданы лишь в шести губерниях России, а женщины и молодежь вообще лишены права голоса.
— Екатеринославский комитет РСДРП постановил, Григорий Иванович, избрать вас уполномоченным и выборщиком по выборам членов в Четвертую Государственную думу, — сказал напоследок гость.
Провожая его, Григорий Иванович распахнул двери в сенцы, выходящие на восток, откуда золотым потоком хлынуло в комнату утреннее солнце. И тут же в дверях показались ребята — Петя, Леня и Тоня. Детвора бесцеремонно уставилась на незнакомца, с интересом разглядывая его летний серый костюм, дырчатую, с широкими полями шляпу из рисовой соломки и легкие серые туфли. Вошла Доменика, поздоровалась и позвала детей.
— Славная у вас семья, — прощаясь, улыбнулся гость.
— Доменика, тебе случайно не снился сегодня какой-нибудь сон? Плывущая лодка или широкая река? — спросил Григорий Иванович, лукаво поглядывая то на жену, то на сыновей, забавлявших сестренку.
— Ничего не снилось, — ответила Доменика. — Уж если уезжать, то хотя бы вместе… А я здесь обжилась, вон даже цветы развела…
Григорий Иванович время от времени окидывал мысленным взором сделанное, как бы подводя итоги и анализируя свою работу. Вот и теперь он подумал о том, что уже выполнил часть возложенного на него задания, приняв участие в выборах уполномоченных по рабочей курии, разъясняя рабочим каждую строку, сказанную Лениным и напечатанную в «Правде».
«Как-то у меня получается, что, где бы я ни жил и ни работал, в конечном счете дорога моя всегда лежит в Екатеринослав. В Екатеринославе я нашел работу, получил профессию токаря». Петровский вспомнил первого своего наставника по токарному делу Савватия Гавриловича. «Обязательно надо его повидать», — решил он про себя, не зная еще, что через несколько дней на открытии губернского собрания по рабочей курии Савватий Гаврилович будет первым, кого он увидит.
Собрание уполномоченных проходило в здании городской думы. Зал заседаний до отказа был заполнен рабочими, газетчиками, депутатами городской думы. Едва Петровский открыл собрание, как вдруг двери широко отворились, и в зале появилась группа полицейских во главе с помощником полицмейстера. Полицейские остановились в проходах, офицер сел в переднем ряду. На лицах собравшихся — замешательство и растерянность. «Вот она, свобода, — подумал Григорий Иванович и поднялся, — дают, да из
— Господин помощник полицмейстера, своим присутствием вы нарушаете избирательный закон, — спокойно сказал Петровский. — Я прошу вас немедленно увести из помещения полицейский наряд.
Полицейский чиновник привстал и заявил:
— Продолжайте собрание, господин председатель.
— Пока в помещении будет находиться полиция, мы собрания не начнем.
— Как вам будет угодно, — произнес офицер.
— Господин помощник полицмейстера, как блюститель порядка вы обязаны следить за неукоснительным выполнением приказов, а не нарушать их. Положение о выборах гласит, что никто из посторонних лиц не имеет права присутствовать на них… Здесь собрались уполномоченные от всей губернии, и мы не начнем свою работу, пока тут будут находиться посторонние…
Помощник полицмейстера начинал чувствовать, что проигрывает бой, но так скоро не намерен был сдаваться.
— В таком случае мы будем жаловаться губернатору, — подвел итог переговорам Петровский и тут же отправил делегацию к губернатору.
Все напряженно ждали.
Через некоторое время, после продолжительных разговоров по телефону с губернатором, полицейский офицер увел наряд.
На собрании были избраны четыре выборщика — меньшевики Худокормов и Жовтенький, эсер Способный и большевик Петровский. Из этих четырех предстояло теперь выбрать одного депутата по рабочей курии.
В небольшом зале с низким потолком продолжалось предвыборное собрание рабочих — большевики и меньшевики отстаивали своих кандидатов.
— Мы все знаем Григория Ивановича Петровского как последовательного революционера и преданного борца за рабочее дело.
Петровский не верил своим ушам: выступал заядлый меньшевик Кердан, коренастый, с громовым, самоуверенным голосом, в тесном пиджаке и ярком галстуке. «Что он говорит, к чему ведет?» — недоумевал Петровский.
— Но все заслуги указанного товарища, — рокочет Кердан, — в прошлом.
«Вот оно что…» — понимает Петровский и обводит взглядом присутствующих. Возле двери возвышается высокая фигура Савватия Гавриловича в знакомом потертом синем костюме.
— Я не желаю ни в чем обвинять товарища Петровского, повторяю: ни в чем! Вероятно, он устал, ведь может же человек устать, в конце концов, — у него большая семья, трое детей, он должен о них заботиться, кто посмеет упрекать за это? — И Кердан назидательно поднял вверх указательный палец. — Бывают случаи, когда активные работники отходят от революционной деятельности, и мы их не судим. Но нам нужен человек деятельный! Вот почему я предлагаю в депутаты товарища Худокормова, который является, повторяю, является, а не являлся образцом партийца и революционера!
— Не верьте ему! — крикнул Савватий Гаврилович и вместе с другими направился к трибуне. — Можно сказать?!
— Говори, говори, Савватий.
— Вы нарочно брешете на Петровского, чтобы протащить своего кандидата. Но мы его не знаем! Зато екатеринославские и донецкие рабочие хорошо знают Петровского! Знают и уважают!
— Правильно! Петровского!
— Хотим Петровского!
Савватий Гаврилович сошел в зал, дрожащими от волнения руками свернул цигарку и глубоко затянулся.
— Мы — за Петровского! — голосуют рабочие.