Прямой эфир
Шрифт:
— А Елизавета Борисовна? — напрягаюсь, шурша документами, что так и удерживаю в руке.
— Такси взяла. Сказала, что торопится.
Торопится. На часах начало двенадцатого, и, насколько я помню, фанатичной страсти к салонам красоты она не питает, да и шопинг для нее лишь повод скоротать время — скупает все без разбора, а потом удивляется, каким образом таили иная вещь затесалась в ее пакеты с обновками. Так куда же ее понесло? Что, вообще, случилось с нашим браком, если за последние пару месяцев мы так отдалились, что даже элементарные вещи, что каждый муж должен знать
Знаю ли я, какую книгу она проглотила последней, пополнив копилку прочитанных ей романов, какой фильм посмотрела, пока я пропадал на работе, решая проблемы с одним из своих заводов? Чем она, вообще, дышит и отчего так часто хмурит лоб, молчаливо наблюдая за возней дочек или заботами няни? Почему почти не отвечает на мои ласки, лишь изредка обжигая полыхнувшим на дне ее взора огнем?
Отпускаю няню и закрываюсь на ключ, теперь детально изучая дарственную, где так и не нахожу ее подписи. Разговаривай я с любимой женщиной, вряд ли мне пришлось бы гадать, с чего это Лисицкий делает такие широкие жесты в адрес моей жены.
Извлекаю металлическую связку ключей, отбрасывая на постель опустевший конверт, и уже уверенно двигаюсь к гардеробной, мечтая как можно скорее избавиться от офисной одежды. Натягиваю свитер, и, переписав адрес, отправляю ключи в карман, прежде намереваясь побеседовать с ее водителем. Может, он прольет свет на происходящее, ведь ни на один мой звонок, Лиза так и не ответила.
— Привет, Ильич, — куртка на мне не по погоде тонкая, ведь зима, кажется, решила задержаться. Если в городе снег не устоял, сгинув в небытие трудами снегоуборочной техники, то во дворе нашего загородного дома он все еще слепит глаза, отражая лучи яркого солнца.
— Здравствуй, — протягивает ладонь, одаривая меня крепким рукопожатием, и поправляет красную шапку на своей полысевшей макушке.
Сам в добротной кожаной куртке, а на голове несолидный вязаный чулок. Вот она настоящая любовь в действии — дабы не обидеть супругу, носит сотворенное ей безобразие, делая вид, что ничего краше никогда не цеплял на свою макушку.
— Чего это ты не на работе?
— Устал. Решил провести время с семьей, — жаль только не знал, что меня не ждут: девочки уснули раньше положенного, а Лиза…
— Ильич, — не могу скрыть тревоги, поэтому прячу руки в карманы, желая укрыть от его бдительного ока подрагивающие конечности. — Не знаешь, куда Елизавета Борисовна подевалась? Телефон не берет…
— Знаю, конечно, — беззаботно улыбается, не усмотрев в моем вопросе ничего странного, и произносит адрес, от которого меня словно током прошибает. — Я ее часто туда вожу. Может, салон там какой? Сейчас любят в этих бизнес-центрах помещения кому ни попадя сдавать.
— И долго ждешь? — не приподнимаю уголки губ в ответ, ощущая, как злость встает из самых глубин моего естества, грозясь обрушиться на каждого, кто попадется мне на пути.
И в первую очередь на Лисицкого, которого я так настоятельно просил держаться от нее подальше.
— Так не жду. Отпускает меня, а когда нужно забрать звонит. Игорь!
Неважно, что он хотел мне сказать, важно лишь
***
Почему я приехал именно сюда? Не знаю, что хочу здесь увидеть, и если честно, надеюсь, что восемнадцатой квартиры в этой высотке нет. Пусть бы ее пропустили, или дверь мне открыли жильцы, что вот уже лет пять наслаждаются жизнью в этих ста двадцати квадратах. Пусть это окажется шуткой, дружеским розыгрышем, а не странным подарком, который мужчина не станет делать той, к кому не питает высоких чувств.
На негнущихся ногах, миную пять этажей, проигнорировав суетливую консьержку, встретившую меня на входе, оставив без внимания лифт, и, в общем-то, не заметив, когда успел преодолеть ни один десяток ступеней.
Дверь металлическая. Гладкая. С золотым номерком чуть повыше глазка.
Лязг открываемого замка и скрип дверных петель я запомню навсегда. Ступаю в просторную прихожую, даже не думая разуваться, и замираю, медленно изучая интерьер этого помещения. С обоями друг не угадал — Лиза любит спокойные оттенки. Да и на фоне красных стен белая мебель, как бельмо на глазу. Заглядываю в ванную, миную гостиную, чуть дольше задерживаюсь в кухне… Синяя. Чтоб напоминала о нашем с ней доме?
Не знаю я, что сказать. Чем объяснить свое здесь присутствие, и уж тем более боюсь строить догадки относительно того, какие отношения связывают Лизу со Славкой. Верю ей, хоть здравый смысл и кричит мне одуматься, ведь кровать в этой спальне явно предназначена не для одного… А едва переступаю порог детской, сжимаю руки в кулаки, цепляясь взглядом за расставленных на полке медведей. Заезжай и живи. Не удивлюсь, если найду в шкафу аккуратные стопки постельного белья, полотенец… Черт, он даже на детские присыпки не поскупился, напичкав комод всем необходимым: пеленки, влажные салфетки, даже ватные палочки с ограничителем…
И, знаете, что? Одна догадка простреливает мое сердце куда ощутимей других — уж не знаю, что затеял Лисицкий, но в одном уверен на сто процентов — меня собираются бросить.
ГЛАВА 37
— Вчера я неоднократно задавал свой вопрос, что же все-таки стало причиной их расставанья, — Филипп нависает надо мной, горя плохо скрываемым любопытством, и, заметив, что загораживает обзор оператору, отходит в сторону. — Вы от ответа ушли, сославшись на мужскую дружбу и собственные принципы.
Пауза, а после вновь пулеметная дробь, ведь времени осталось не так уж и много.
— Сегодня, — складывает руки на груди, — я готов его повторить. Ведь, как оказалось, дружбы никакой нет и в помине. Вам есть за что себя корить? Напомню, в эту самую секунду Лиза, которая вчера едва ли не дифирамбы вам пела, из-за вас обливается слезами за кулисами?
Я бы сейчас не отказался от сигареты. Чувствую себя обвиняемым, которому неподкупный судья дал последнее слово перед тем, как вынести пожизненный приговор, и прежде, чем ответить, завожу пальцы под ворот рубашки, в надежде ослабить тиски галстука, что мешают мне сделать глубокий вдох.