Прямой эфир
Шрифт:
Я бы мог стоять здесь часами — напротив окна с легкими полупрозрачными занавесками, что колышутся от теплого ветерка — но вот моя жена замирает, сделав испуганный рваный вдох и потому, как бледнеют ее щеки, становится понятно, что меня она все же заметила…
Обнимает себя за плечи, опомнившись, что ее тонкая хлопковая сорочка в золотистом свечении солнца за спиной обнажает стройный силуэт тела, и, что-то бросив женщинам, сидящим неподалеку, стремительно уносится, напоследок задерживаясь глазами на дочерях. Знаю,
Что я наделал? Столько лет испытывал на прочность ее чувства, столько лет позволял себе мысли о другой, не осознавая, что они по праву должны принадлежать Лизе, а когда оценил, понял, насколько она важна, сделал то, что ни одна женщина уже не сможет простить — отнял, безжалостно вырвал из ее рук самое дорогое… Позволил ярости затопить мою душу, считая, что она обязана заплатить за мое разбитое сердце.
— Здравствуй, — вздрагиваю и не шевелюсь, не находя в себе сил взглянуть на ту, что замерла в дверях кабинета.
Мне бы обернуться, мне бы что-то ответить, бросится в ноги и умолять, умолять хотя бы о мизерном шансе, что когда-то она сможет взглянуть на меня без лютой ненависти, которая наверняка живет внутри этой хрупкой женщины.
Минута, две… Уже не считаю. Просто молчим, каждый думая о своем…
— Лиза, — хриплю от волнения, от пачки сигарет, что скурил за самую длинную ночь в моей жизни, от крепости водки, что вливал в себя, обжигая горло отравой, которая так и не справилась с поставленной задачей — моих страхов она так и не заглушила.
Отхожу от окна, медленно поворачиваясь к жене, и стоит мне увидеть ее так близко, не с экрана телевизора или фотографий, что так и не решился выбросить, больше не могу остановиться, с жадностью изучая каждую черту лица. Похудела. Так сильно похудела, что сердце мое, кажется, сейчас разорвется…
— Изменилась? — во мне бушует ураган эмоций, а она так спокойно задает свой вопрос, усаживаясь на самый краешек стула.
Не стремится поправить волосы, как делают это женщины в нервном ожидании вердикта, не краснеет, смущаясь, что не успела наложить макияж, и не теребит ткань безразмерного свитера, что наверняка одолжила у моей матери. Ей плевать, какой я вижу ее сейчас…
— Что я с тобой сделал? — порываюсь вперед, но почти прозрачная, худенькая ладошка жены пресекает мою попытку подойти ближе.
— Ничего, Игорь. Считай, что заставил меня повзрослеть. А это, — безразлично окидывает взглядом свою фигуру, — издержки образовательного процесса.
Нет. Это нечто худшее. Я собственноручно убил в ней-то, за что до сих пор люблю…
— О чем ты хотел поговорить? Я хочу провести время с детьми. Мне ведь не сообщили, сколько будет длиться эта акция… — бросает тихо, а голос все равно звенит от злости.
И правильно. Другого я не заслуживаю.
Откашливаюсь и обхожу стол,
— Прочти.
Просить ее дважды не нужно. Листает, внимательно вчитывается в текст, и пусть и пытается скрыть, но искорки счастья, что наполняют ее взор, я улавливаю без труда.
— Это… — Лиза теряется на мгновенье, и вытирает о свои коленки вспотевшие ладошки. — И ты, правда, не станешь судиться за них?
— Если позволишь, я бы хотел видеться с ними, как можно чаще, — подавив ком в горле, прошу, потупив взор.
И если она сейчас взбрыкнет, решит заставить меня пережить то, что испытала на собственной шкуре — я пойму. Приму, потому что заслуживаю такого наказания.
— Конечно. Я ведь не зверь, Громов.
А я именно он.
— Дом я давно переоформил на тебя. Машина, и квартира в центре, что мы купили в прошлом году, тоже твои. А что касается алиментов… — само слово заставляет меня брезгливо передернуть плечами, — можешь подать иск в суд. Если, конечно, сомневаешься, что я не стану жалеть денег на собственных дочерей.
Жду, пока Лиза закончит с чтением, и по ее реакции понимаю, что до последней страницы она уже добралась.
— Так будет правильно, — не даю ей и рта открыть, гася свой порыв дотронуться до ее ладони. — Эти деньги твои.
— А как же брачный контракт? — ее бровь ползет вверх, а лицо выражает недоумение.
Наверное, такая резкая смена моего настроения настораживает: то выгоняю ее из дома, лишая возможности участвовать в воспитании дочерей, то перевожу круглую сумму на ее счет и переписываю недвижимость. Да я бы все отдал, помоги это нам наладить отношения!
— Он уже не актуален.
В кабинете становится тихо. Вижу, как она берет ручку, порываясь поставить подпись в нужной графе, и так отчаянно желаю, чтобы в ней закончилась паста, что готов закричать об этом во все горло. Чтобы Бог, или кто там следит за нами из-за облаков, помог мне, остановил это безумие и вернул эту женщину в мои объятия.
— Лиза! — пальцы горят огнем от ощущения ее кожи под моей ладонью. — Прежде чем ты подпишешь… Хочу, чтобы ты знала, что я до сих пор люблю тебя.
— Игорь…
— Нет, я должен сказать, иначе буду сожалеть всю жизнь, что не попытался тебя остановить. Знаю, что никогда не был идеальным мужем, но я не предавал тебя с Яной. Я даже не помню, когда видел ее в последний раз…
— Разве? Может, в тот день, когда она забыла свою сережку в нашей спальне? Впрочем, это уже не имеет значения…
— Имеет, — не отпускаю ее руку, хоть она и старается вырваться. — В нашем доме она никогда не была.
— Кто тебя пустил? — удерживаю дверь, так и не перешагнув порог кабинета, а черноволосая женщина в моем кресле даже бровью не ведет.