Прямой наследник
Шрифт:
Вот это да...
Глава 20 — Пьем-гуляем и рожаем
— Ну и где этот... — назвать молочного брата «сукиным сыном» не повернулся язык.
— Вестимо, в Кочедыге колобродят, — с некоторой даже завистью доложил Гвоздь.
Понятное дело, вино и бабы доведут до цугундера, а Ванька Патрикеев по младости лет такое времяпрепровождение считает наиболее желанным.
— Ослопом растешь, нет бы книгу почитал!
За спиной Патрикеева хихикнули рынды, он виновато развел руками, но хитрую рожу не спрячешь, видно,
— Вели поседлать, имать поедем.
Целый год, выпавший нам без особых ратных хлопот, великие князья в обоих лицах метались по всему внезапно выросшему государству. И так-то концы у нас немаленькие, а с прибавлением бывших литовских земель стало и того больше — что я, что Дима в Москве за год побыли, наверное, по месяцу.
То заводец или мельничку где новую поставить, льготы на нее выписать, наместникам все втолковать, то прикупить или выменять землицы, чтобы посадить чешскую или сербскую слободку. После поражения таборитов при Сионе стало ясно, что все, конец — и поток тех, кому слишком стремно было оставаться под возобладавшими католиками, заметно увеличился.
Два чешских полка создал Дима, четыре чешские слободы посадил на землю я — в Москве, Угличе, Нижнем и Владимире. И это не считая тех, кто мало-помалу, но с каждым годом во все большем числе, добирался до нас с благодатных Балкан, кому утеснения турок были страшнее, чем русские морозы и снега.
Мы ковали и лили пушки, Дима муштровал полки «нового строя», я сажал все больше дворян по окским поместьям, раздавали льготы на промыслы, варницы, борти, мы строили городки и чеканили деньги.
Но — кому пожар, а кому погреться. Пока мы там мудро руководили государством, эти два хрена, Волк да зверовидный поп Ипатий, спелись и при каждом удобном случае гулеванили. Дело-то свое они делали исправно, не придерешься, но вот когда ты возвращаешься измотанный после очередных вразумлений твердолобых, чтобы наконец обнять беременную жену, смотреть на эти две поддатые рожи нет никаких сил.
До корчмы за Дербинским селом на Владимирской дороге мы добрались через полчаса резвой рысью. Заведение состояло из нескольких клетей и подклетов, врубленных друг в друга и образующих крюк, да еще крайний сруб заваливал на бок, отчего все и всегда корчму иначе чем «Кочедыга» или "Кочедыжник«[i] не называли.
Жеребец Волка хрупал у коновязи овсом, а где были эти двое — неизвестно. Но судя по гоготу и крикам, доносившимся сквозь сдвинутые заслонки волоковых окошек, можно было допустить, что Волк с Ипатием находятся именно там, валяя дурака, по своему обыкновению. Стоило нам спешится и подойти поближе, как стал различим незнакомый трубный глас:
— Понеже сказано «аще кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую»!
После чего последовал звук могучего удара, дверь распахнулась, грохнув о стену, и сквозь нее кубарем выкатился Ипатий. Он по-собачьи тряхнул головой, вскочил и, не обращая на нас никакого внимания, ринулся обратно внутрь, где взревел:
— Паки речено «и в нюже меру мерите, возмерится вам»!
И после следующего удара нам под ноги вылетел неслабых размеров поп в серенькой сряде и с медным наперсным крестом.
Рынды
— Святое Евангелие толкуют, от Матфея...
Поп крякнул, черпнул воды из стоявшей у двери колоды, плюхнул на лицо и только собрался продолжить диспут, как заметил стоящих полукругом воев во главе с великим князем.
— Э...ык... эта, — объяснил он свои действия, для пущей доходчивости помогая речи взмахами рук.
Все понятно — елы-палы, оппаньки. Опять Волк стырил моих наливок (хорошо если не водку) и напоил непривычных к такому зелью гуляк до изумления.
— Давай, отче, зови сюда Ипатия да Волка, мы внутрь не полезем.
И то — из двери разило пивом, потом и кислой капустой. Да, именно пивом, корчма принадлежала Коранде из Рокицан и славилась пенным напитком. Причем настолько, что мне пришлось выселять ее из города — уж больно народ в нее полюбил шастать и набираться до положения риз. А так получилось заведение для тех, кому не влом проехать четверть часа в седле. Тех, кто приходил пешком, тоже принимали, но таковых мало, разве что Ипатию с его ножищами без разницы, идти или ехать, скорость та же.
Два бражника выползли на свет божий, являя результаты теологического спора. Ипатий сосредоточенно шевелил рукой челюсть, проверяя, точно ли она сидит на месте после удара, а половину рожи Волка занимал исключительный по колористике синяк. У него и так из-за странно прижившегося лоскута кожи морда так себе, а сейчас вообще, можно записных татей пугать. Следом за ними высунулись было две разбитные бабешки, но оценив мою мрачную личность, ойкнули и предпочли исчезнуть внутри, а на их место немедля нарисовался сам Коранда.
— Пан княже, паны рынды, черстве пиво, прецлики, просим сделать честь...
Румяная и благообразная личность чеха, в аккуратной одежде, с чистеньким полотенчиком через руку плохо вязалась с разудалой репутацией корчмы, но пиво он варил отменное и попал, так сказать, в «поставщики двора».
— Спаси Бог, Коранда, при исполнении мы, — важно ответил за всех Гвоздь, но глаза его говорили обратное.
Рынды наперебой закивали, подтверждая, что на службе не пьют. Хотя будь они без меня, уже сидели бы за столами.
— Коня Волку, — негромко скомандовал я.
Братца водрузили в седло, Ипатий уцепился за стремя — как мы ни старались, перемещаться верхом он отказывался наотрез — и мы тронулись в обратный путь.
Как Волк не сверзился по дороге, неизвестно, но до Кремля он малость проветрился и от ведра холодной воды на голову отказался. Выпал же ему путь дальний из казенного дома — доставить притащенную Димой бомбарду в Нижний. Туда понемногу стягивали припасы и снаряжение для грядущего взятия Иске-Казан, вот пришел черед и этого творения сумрачного немецкого гения. Утешало лишь то, что до Нижнего Новгорода путь водный, не надо волочь упряжку, но под эту здоровенную дуру пришлось ладить специальный насад. Сопровождал ее целый караван лодий с охраной, пушкарями, ядрами, огненным зельем и попутным грузом и Волку надлежало стать «княжьим доглядчиком» при этой шобле.