Прямой наследник
Шрифт:
Стоило нам встретиться и облобызаться под крики толпы, как ударили колокола Борисоглебской церкви, зазвонили в Крестовоздвиженском монастыре, следом вступили остальные церкви по дороге, им вторили соборы за кремлевской стеной. Вот в этом звоне, приветствуя собравшийся народ, мы добрались до Неглинки, оставили на берегу весь наряд, а сами в малом числе сопровождающих лиц пересекли мостик у Боровицкой башни и спешились у Благовещенского собора. Дима кинул на собор критический взгляд и едва заметно поморщился.
— Чего?
— Да видишь, — тихо ответил коллега, — Ольгердов собор в Вильне раза в
— Ну, и мы построим побольше. Вон, у Ховрина уже кирпич хороший идет.
— Да нет, я о другом... Знамена куда вешать?
— Какие знамена? — вытаращился я на Диму.
— Трофейные, — краешком рта сообщил триумфатор, — почти полсотни.
Слово за слово, зашли внутрь храма и встали по ранжиру прямо перед алтарем, ныне всякое торжественное мероприятие в первую очередь молебен, все остальное суть суета и мирское. И никого не волнует, что неделю назад отметили Троицын день, народу нужны зрелища, а что тут кроме праздничной службы придумаешь, если даже скоморохи запрещены?
Пока мы с важным видом крестились да бормотали аминь, я по привычке витал мыслями и вроде бы вспомнил что да, была такая традиция, вешать захваченные знамена в церквях. Турецкие и французские у нас... Точно, мне же чехи говорили, что взятые Жижкой знамена крестоносцев развесили в пражских соборах.
— Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, благоверным князьям победы на сопротивныя даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство...
Аллилуйя.
Все, вышли мы на паперть и, не дожидаясь восторгов собравшейся за стенами храма толпы, через Красное крыльцо удалились в хоромы, только ручками с верхних ступенек помахали, чисто проводы на аэродроме.
В столовую палату за нами вошли ближники, рынды и прочие облеченные доверием, а затем шемякины орлы втащили несколько сундуков. После чего Дима лично вытурил всех лишних и со страшно таинственным видом открыл первый. Раскидал несколько подушечек, вынул небольшой сверток красной шерсти, водрузил его на стол и оглядел всех с необыкновенно гордым видом.
— Не томи, княже, показывай, — первым не выдержал я.
Дима медленно, как фокусник, откинул края ткани и явил нам желтый обруч, положив его гладким краем на стол. Второй край украшали резные выступы с гравированным орнаментом, ниже сиротливо поблескивали три или четыре разноцветных камушка.
Шемякины скалились, мои недоуменно пялились на обруч, пока Дима с хитрющей мордой не взял его в руки и не надел себе на голову.
Корона!!!
— Чья? — только и выдохнул я.
— Ягайлы.
Вот же сукин сын удачливый!
— Только это не главная корона, та побогаче, в Кракове осталась, — объяснил Шемяка. — Эта на каждый день или в походе носить.
Он снял ее с головы и протянул мне. Я покрутил в руках начищенный до блеска ободок — ну да, простенько, никаких шедевров средневекового ювелирного искусства — и передал дальше, чтобы все могли рассмотреть этот символический кусок золота.
Пока князья да бояре с благоговением разглядывали корону (помазанник же носил!) мы отошли к открытому оконцу.
— Ты лучше расскажи, где бомбарду надыбал.
— Да так, валялась бесхозная, — хохотнул Дима.
— А серьезно?
— Когда под Вилькомиром Жигмонтовы побежали, то побросали
— Почему?
— А как ее, дуру такую, волочь? Пока сообразили, пока лошадей подобрали, пока приноровились. Да и тащили верст по двадцать в день, больше никак не получалось. Но я так подумал, что нам вскоре Казань брать, вот и допер.
И как ее под Казань доставить? Сплавлять, что ли? Ладно, будет день — будет пища. А у нас пир по случаю возвращения победителей. Икра черная, икра красная... интересно, а баклажаны у нас смогут расти? Они же вроде из Персии или Турции, надо бы узнать.
— А круль и паны польские так своих подданых и делят, — рассказывал за столом Шемяка, — на христиан и на русских.
Голтяй сообразил первым:
— Это что же, только латинян за христиан считают???
— Да, так и пишут, мол, мы крещеные, а вы схизматики. И православным иерархам и князьям нельзя в Раде заседать, а боярам вотчиной по своему усмотрению распорядиться.
— Да как же это? — имущественный вопрос задел за самое живое.
Про насаждаемые в Литве порядки знали-то многое, соседи все-таки. Знали, что православному не стать воеводой или каштеляном, знали, что браки между католиками и православными запрещены, знали, что решившихся на переход в латинскую веру крестят повторно, как язычников. Вон, даже для православной Софьи Гольшанской, последней жены Ягайло, исключения не сделали. А вот новости из дальних от Москвы, но ближних к Польше земель удивили — там католиков-колонистов могли и вообще от налогов освободить, в городах права предоставляли только «христианам», а иногда в простоте душевной так прямо и писали, лишь немцам и полякам, остальные мимо. Могли и деньги на содержание костела собирать с православных крестьян...
— Да как же это?
— А вот так, — оскалился Дима, — церковь православную «синагогой» называют.
Вдоль стола прокатился гул возмущения.
— Правильно ты их бил, Дмитрий Юрьич! — неожиданно выдал Добрынский, подержанный гомоном всего застолья.
Ну мы и выпили за победителя. На ура пошли мои настоечки — прогрессивное боярство быстренько просекло фишку и налегало на вишневку, грушевку, смородиновую и анисовую, хотя поборники старины бухтели, что надо непременно выстаивать мед лет двадцать, а лучше пятьдесят. Все винокурение было забрано «в казну великого князя», то бишь установлена государственная монополия, но что делать дальше, я пока не решил. Можно оставить его только для производства спирта и настоек для ограниченного круга лиц, а можно и пойти известным путем с кабаками, целовальниками и выходом на широкий рынок. Но идея пополнять казну «пьяными деньгами» вызывала у меня некое моральное отторжение.
А вот идея выпить и закусить по хорошему поводу отторжения не вызывала и мы на радостях нарезались не сказать чтобы вусмерть, но прилично, так что наутро, когда выехали с Димой на загородный двор, что на Яузе, осмотрели помятые рожи друг друга, да так и хихикали всю дорогу, пока не пришла моя очередь хвастаться.
— Начеканил? — Шемяка вертел в пальцах ровный серебряный кругляш с насечкой по бортику.
— Да какое там, первый образец, все вручную. Станочки сейчас Кассиодор доделывает.