Пряничный домик Агнешки Кравчик
Шрифт:
– Только не произноси «Чур, меня!», иначе я не найду дороги к тебе, - улыбка осветила лицо Генриха, а я густо покраснела. Слова? Какие слова? Я забыла, что умею говорить. Сидела в холодной бане, обхватив плечи руками, и тряслась. От страха? От счастья? Не знаю.
Пришла в себя только тогда, когда распахнувшаяся дверь впустила морозный воздух, а за спиной раздался тихий голос:
– Я верил, что ты моя судьба.
– Ты не изменился, - сумела произнести я, поборов смущение. Мои плечи укутывал полушубок Генриха, его ладони согревали мои, а облачка наших дыханий смешивались. Мы сидели
– А ты осталась все той же девочкой, что верит в чудеса.
– И лицо мое испачкано шоколадом...
– Нет. Не в этот раз. Ты ... прекрасна.
Несмотря на холод, мои щеки загорелись.
– Мне кажется, я сплю, - я старательно подбирала слова, - желаю проснуться и боюсь этого. Желаю, потому что невозможно поверить в то, что происходит с нами. Зеркала, твое появление, эти странные чувства... Сердце болит, но какой-то сладкой болью.
– Она зовется любовью.
– С первого взгляда?
– Со второго. Для первого ты была слишком мала, - его улыбка заставила пульс участиться.
– А чего ты боишься?
Я вздохнула, собираясь произнести главное.
– Боюсь разочарования. Я уже не ребенок... В этот раз, проснувшись, будет больнее осознать, что прекрасный принц...
Генрих не дал договорить, прижав пальцы к моим губам.
– Нет, разочарования не будет. Мой мир вполне реален. И я - не сон.
Его глаза были так близко, что я тонула в их глубине.
Голова кружилась.
Чужое дыхание опалило мои губы, а поцелуй заставил забыть, что нужно дышать.
Где-то в доме били часы.
Генрих, отстранившись на мгновение перед следующим, более легким поцелуем, тихо произнес:
– Рождество кончается. Ты должна решиться: пойдешь со мной или остаешься.
– А мама? Что я ей скажу?
– пришла я в себя, разрывая объятия.
– Нет времени на прощание, двери вот-вот закроются. Нужно завершить ритуал.
– Ритуал?
– Сегодня ты его начала. Позвала суженого-ряженого. Меня.
– Заметив, как я побледнела, добавил: - Не бойся, ничего страшного тебя не ждет. Я подам руку, стоя с той стороны, - Генрих слегка повернул голову, указывая на потайную дверь, - а ты вложишь в нее свою ладонь. И я никогда больше тебя не отпущу.
Генрих первым нырнул в открытую дверь пряничного домика, а я ... задержалась. Смотрела на протянутую ладонь и думала: «Что я творю? Куда иду? А как же родители? Дед, который не выдержит моего исчезновения и умрет от горя. Он совсем старенький и у него больное сердце...»
– Агнешка!
– Я не могу, - слезы душили. Я стояла на коленях и смотрела на руку, которая тянулась ко мне.
– Прости.
– Я люблю тебя, милая Агнешка, - в его голосе звучала грусть расставания.
Дверь начала закрываться.
– Каждое Рождество я буду ждать тебя здесь. Стоит лишь протянуть руку.
– Даже если моя рука будет трястись от старости?
– Мысли в голове путались.
– Мы проведем ее вместе...
Дверь закрылась, а вскоре и вовсе исчезла. Осталась лишь гладкая стена и шелковистые обои без единого шва...
Жизнь не всегда складывается так, как мы хотим. Сделав свой выбор, я поступала разумно и дальше. Часто думала о мире за дверью пряничного домика, о том мужчине, что каждое Рождество ждет, когда я вложу свою руку в его ладонь. Но решиться уйти в неизвестность, пусть и за человеком, что волнует меня, заставляет часто биться сердце, тонуть в слезах ночью и страстно желать увидеть вновь, я не могла.
Я выбрала ту реальность, что сулила простую жизнь и простые радости.
Через год вышла замуж за пана Кравчика - нашего соседа. Он был надежным, добрым, искренним, одним словом - хорошим человеком, но я не испытывала к нему сильных чувств. Мне казалось, что и не могла. Они остались там, в пряничном домике, куда я не заходила почти пятьдесят лет. Мой муж и сын были тем островом, где я обретала покой и почти не думала о своем сказочном принце. Почти...
В первое же Рождество после смерти мужа я сняла простыню с пряничного домика. Что гнало меня туда? Любовь? Одиночество? Желание разделить с кем-то свое горе? Нет. Эгоистическое желание убедиться, что тот, думы о ком не покидали меня всю жизнь, все еще ждет. Что есть на свете что-то постоянное. Мужчина, который не уйдет, смертельно побледнев, хватая ртом воздух, не произнеся слов прощания.
Смахивая злые слезы, размазывая по лицу грязь от столетней пыли, слетающей с простыней, я почти убедила себя, что никто за дверью не стоит, я просто уже не нужна. Никому.
На улице звучал смех, и нараспев произносились колядки, а я с замиранием сердца поворачивала ключ в замке.
– Ах, Агнешка. Ты пришла...
Я захлопнула дверь, прервав поток ледяного воздуха, и без сил опустилась на пол. Шквал чувств, взметнувшийся в душе, ошеломил. «Он за дверью. Он ждет».
И опять рациональное победило. А как же сын? А Катаржина? Протянуть руку тому, что ждет за дверью, и не попрощаться с теми, кого люблю больше жизни? Поступить так же, как мой муж, что своей внезапной смертью не дал сказать, как сильно я к нему привязана, как благодарна за сына и годы спокойной жизни?
Когда Рождество отмеряло свои последние часы, я, измученная мыслями о прошлом и будущем, отправилась в баню. Зажгла свечи, поставила зеркала. Специально не стала прихорашиваться. Пусть видит, в кого я превратилась.
– Суженый-ряженый, приходи со мной ужинать.
– Опять обманешь?
– его изображение не сразу стало ясным, а потому, увидев знакомый контур, я закрыла лицо руками. Мне казалось, что Генрих совсем не изменился.
– Не прячь лицо. Ты прекрасна.
Седые виски, морщинки в уголках глаз, все та же широкая улыбка и такое тепло во взгляде, что я невольно заулыбалась в ответ.
– Ты по-прежнему прекрасна.
Я упивалась тем, как его взор ласкает меня, да и сама не могла оторваться от лица, приобретшего за время разлуки ту мужественную красоту, что делает и старца привлекательным.
– Рождество кончается, - напомнил мой принц через тысячу лет тишины.
– Но через год придет новое. И я опять буду ждать.
Зеркало померкло. А я так и сидела, глупо улыбаясь и не замечая холода».
Катаржина вздохнула, лихорадочно пересмотрела все листочки, но продолжения бабушкиной истории не нашла.