Прятки по-взрослому. Выживает умнейший
Шрифт:
Глебов только что не обнюхал эту бумажку, постоял еще немного, приложив ухо к двери. Потом достал из кармана ключ – изделие слишком умного студента, ныне покойного, и открыл дверь.
Из квартиры в лицо Глебову ударил теплый поток воздуха, даже голова на мгновение закружилась. Он еще раз оглянулся по сторонам, толкнул дверь и вошел.
Андрей сделал полный круг по всем помещениям и только после этого вернулся в коридор и закрыл входную дверь на замок. Сумку он бросил на пол у самой двери, не выпуская из рук оружия, еще раз обошел квартиру, чтобы убедиться, что никого здесь больше нет – ни живых, ни мертвых. Только он.
И снова он пошел кружить по квартире, в этот раз с другой целью – старательно завешивая окна плотными шторами. Справившись с кухонным окном, Глебов, наконец, рискнул включить свет в ванной, зашел внутрь, поспешно закрыв за собой дверь.
Из знакомого зеркала на него смотрел совершенно незнакомый человек. С Андреем Ивановичем Глебовым этот грязный обросший мужик не имел ничего общего – разве что цвет глаз…
…мылся Глебов тщательно, временами постанывая от наслаждения. Горячая – насколько могла выдержать кожа – вода лилась из душа и уносила с собой не только грязь и солярные пятна. Вместе с грязью утекала усталость, смывалось плохое настроение. Это было не купание – это было счастье.
Потом он неторопливо брился. Критический взгляд на прическу после недолгого раздумья сменился одобрительным – парикмахерская могла вполне обождать. Борода была сбрита с огромным удовольствием, потому что жутко чесалась. Усы Андрей все-таки решил оставить, больше для маскировки.
Неожиданно проснулся зверский аппетит. Андрей нагишом прошел на кухню, открыл дверцу исправно работающего холодильника, нашел в морозилке – еще из той жизни – каменные сардельки. При свете из холодильника поставил на газ кастрюльку, налил воду и положил сардельки, заодно решил вскипятить чайник.
Возвращаясь за чем-то в ванную, он задел ногой ком грязной одежды и внутри внезапно всколыхнулась, позабытая было, брезгливость. Он присел на корточки, превозмогая отвращение, начал опустошать карманы, складывая находки на стиральную машинку.
Среди вещей оказались сразу два бумажника, паспорт, мобильный телефон, запасная обойма и много денег россыпью – ничего собственного, все досталось в наследство от покойников.
Глебов внимательно оглядел руки, подумал об их грязноте и начал набирать воду в ванну. Хотелось повторения счастья…
…Где-то через час, все так же не включая свет, Андрей прошел в спальню и принялся одеваться, выбирая из своих старых вещей самое лучшее.
Сардельки он, конечно же, проспал, лежа в ванной – хорошо хоть пожар удалось предотвратить. Чайник тоже выкипел на две трети, но на пару чашек кофе все же осталось. Тоже ничего – кофе пошел на «ура» с найденным в закромах шкафов каменным печеньем. Можно считать – перекусил, заодно внимательно изучил новый пистолет. Остался доволен – машинка хоть куда.
Деньги аккуратно переложил в свою старую дорожную сумку, из которой, кстати, только сейчас вытряхнул грязное командировочное белье и спецовку. На дне сумки нащупал какой-то твердый предмет. Вытащил, разглядел и к горлу подкатил комок – это был его собственный бумажник, с его собственными документами, пластиковой зарплатной карточкой, маленькой записной книжкой и прочими такими нужными когда-то бумажками. Если разобраться – тоже вещи покойника.
На прощанье он еще раз заглянул в ванную, внимательно оглядел свое отражение. Выбритое лицо, вытянутое и худое, блестело, словно надетая маска. Из-под этой маски на Глебова смотрели жесткие глаза все того же незнакомца. К новому лицу нужно привыкнуть – мелькнула мысль, и пропала. Чего привыкать, если новое лицо – отражение нового внутреннего состояния человека, который совсем недавно был Глебовым. Да и нравилось оно своей жесткостью и решительным видом.
Уже перед самым уходом Андрей заглянул на кухню, щелкнул светом, убедился, что продолжения пожара не будет, выключил лампу и торопливо вышел на лестничную площадку, неся в одной руке сумку, а в другой сжимая пистолет.
За спиной щелкнул замок, навсегда отрезая его от прошлой жизни. Проклятый замок, из-за которого Глебов во всю эту историю и влип.
Новая жизнь не заставила себя долго ждать. Он едва успел завернуть за угол дома, привычно выбирая дорогу потемней, как в кармане запел про Владимирский централ Михаил Круг – тоже, представьте себе, покойный.
Глебов засуетился, пытаясь одновременно засунуть пистолет в подплечную кобуру, вытащить из кармана телефон и снять мешающую перчатку.
– Ало, – наконец, справившись со всем, сказал он.
В трубке посопели, потом раздался негромкий хрипловатый мужской голос, явно не Боцмана:
– Андрей Иванович? – собеседник скорее утверждал, чем спрашивал. – Ты уж извини, что беспокою. Видать, личная встреча у нас опять откладывается.
– Личная встреча?!
– Ну да, – голос потеплел от явной улыбки, – с пристальным вниманием слежу за твоей эпопеей. Знаешь, парень, нравишься ты мне, честное слово. И Лешка тобой не нахвалится, а он в людях разбирается, ты уж поверь.
– Лешка? – Андрей как-то даже растерялся, потом сообразил – Боцман, постарался взять себя в руки, – а что это вы мне тыкаете? Разве мы знакомы?
Собеседник покряхтел, извинился:
– Тут такое дело – по возрасту ты мне в сыновья годишься, вот я…. Да и вообще, с годами мало осталось людей, кому я «вы» говорю. А ты не обращай внимания, считай это старческим бзиком, что ли? Согласись – еще толком не познакомились, а уже из-за такой ерунды ругаться будем! Ну, уговорил?
– Ну, в общем…
– Вот и хорошо!
– А то, что я деньги ваши утащил – ничего?
– Разве это деньги, – пренебрежительно ответил собеседник. – Конечно, для кого-то сумма запредельная, но по большому счету – хороший человек стоит дороже трех или пяти лимонов, или сколько там.
– Одиннадцать, – быстро назвал первую пришедшую на ум цифру Глебов.
– Ого! – удивился собеседник, – я и не знал…. Разберусь завтра. Но все равно – не в этом суть. Я тебе чего звоню, знаешь? Работу хочу предложить. Постоянную и высокооплачиваемую. Если согласишься – деньги считай авансом.