Прыжок через пропасть
Шрифт:
— Как можно, княже Дражко… — за всех ответил Мис-тиша. — Мы же тебя с младенчества знаем. И ты всех нас знаешь. Как можно…
Дражко злобно, как дикий камышовый кот, пошевелил усами. При всей его внешней военной прямолинейности, хитрости ему было не занимать, и с Мистишей, при случае, потягаться мог. И потому, изображая эту известную всем прямолинейность, задал вопрос, который косвенно подтверждал боярский заговор:
— Кто данам сообщил об отъезде Годослава? Ты? Можно было в ответ просто удивиться: как, а разве Годослав уехал? И тогда у воеводы не было бы причины, чувствуя предательство,
— Это не мы… Это слуга герцога Гуннара с Фрейей разговаривал. Она сказала, а он побежал докладывать.
— А кто вам разрешил привести во Дворец Сокола слугу герцога Гуннара? Кто, я спрашиваю!…
Мистиша не нашелся, что ответить. Не мог же он сказать, что взять с собой жалтонеса приказал герцог. Это значило бы сразу подписать себе смертный приговор. Но они уже и без того приговор подписали.
— Почему вы пришли сюда с вооруженными слугами? Готовились захватить и убить Годослава? Или меня? Говори! Кто приказал прийти сюда? Говори!
Мистиша опять не ответил.
— Стража! — крикнул князь-воевода.
Через главные двери с шумом ввалились стражники с копьями наперевес. Они все слышали, они уже знали о заговоре. Бояре осмелились на князя руку поднять! Бояре данам продались! Предателей всегда ненавидят больше, чем врагов.
— В подвал их. К хозарину. Пусть для начала плетью каждого с душой отходит, потом разговаривать с ними будем всерьез. И пусть Чернобогу молятся, он их с удовольствием примет… Слуг пока оставьте. С этими я сам сначала поговорю.
Бояре пытались сопротивляться, начали возмущенно вопить, угрожать страже, надеясь воспользоваться авторитетом своего звания, чего не могли перед князем-воеводой, но стражники тоже были озлоблены.
— Да как смеешь, чухло неумытое, на боярина руку поднимать!…
Одного ударили в лоб тупым концом копья так, что язык чуть не проглотил. Мистише, когда тот ударил стражника, проткнули острием плечо, а кулаком, боевой рукавицей скованным, нос расквасили. Кровь сразу произвела впечатление. Воздух вышел, и гонор кончился. Замолчали и дали себя увести. Поняли, слишком далеко уже зашел Дражко, чтобы остановиться. Лучше вести себя тише. Может, все и утихомирится. Воевода отходчивый.
— Княже, Сфирка прибыл…
— Пусть сюда идет.
А сам подступил к боярским слугам. Эти не бояре, попроще, без гонора, сразу при приближении к ним упали на колени. Молча, с сознанием вины. Для слуг это не зазорно. Особенно, когда и сами бояре готовы к тому же. Князь смотрит сурово, топорщит усы.
— Зачем пришли оружными?
— Бояре велели.
— А боярам кто?
Молчание. Им, конечно, известно мало. Кто слугу посвящать будет? Разве что сдуру… Слугам только приказывают и не требуют от них думу думать. Думающих слуг метлой со двора гонят.
Но Дражко внезапно сказал с усталостью:
— Вы люди подневольные… Вам приказал хозяин, вы пошли. Потому, на первый раз, может быть, и прощу.
— Подневольные мы… — подтвердил сиплый голос. За спиной князя остановился Сфирка.
— Я забираю
— Вряд ли… — согласился тот же сиплый голос.
В полумраке комнаты Дражко и не рассмотрел толком, кому этот голос принадлежит.
Он вышел во двор, чтобы поговорить со Сфиркой. Подниматься на этажи дворца не хотелось, да и времени не было бегать вверх-вниз.
— Где жалтонес?
Сфирка смотрел виновато, как побитая собака.
— Не знаю, княже, что мы натворили… Шум лютый из-за нас поднялся! Догнали бояр уже у посольского двора. Прямо у самых ворот. Кинулись к жалтонесу, а тут из калитки выскакивает посольская стража, и на нас. Драться даны, сам знаешь, княже, умеют. А нас немного… Еле отбились. Но в посольстве переполох вызвали небывалый. Сам герцог на шум вышел. Жаловаться теперь будет. Что делать?
— Гонцов перехватывать, вот что делать, — не на Сфирку, а на обстоятельства разозлился Дражко. — Они сейчас гонца погонят в Хаммабург к Сигурду. Охоту объявят на нашего князя Годослава. Знают уже; что он там.
— Посты никто не снимал. Гонцов перехватим, не впервой. Постами западе Скурлата ведает, на севере Годион. Они свое дело знают.
— А если не перехватите?… Сколько людей у Ставра? Сфирка плечами пожал.
— Не знает никто. Думаешь, бывало, вдвоем с ним пошел, приходишь куда след, а там еще добрый десяток по лавкам сидит, ждет. У него везде люди есть. И в Хаммабур-ге есть. Я был там с ним раз. Думаю, вместе с нашими, десятка два наберет.
— Возьми еще десяток, и гони туда сам. Хотя, подожди… Ты и тут понадобишься на случай моего отъезда. Доверю тебе княгиню охранять. Есть кто надежный под рукой?
— Лют-пращник. Только утром от переправы прискакал.
— Молод.
— Самый сообразительный. И умом и делом быстр…
— Добро. Мы с тобой тоже молодыми были. Пусть берет десяток — Ставру в помощь, и гонит хоть всю ночь без передыху в Хаммабург. Только одно скажет: «Сигурд знает». И побыстрее. И подумай, как боярских слуг использовать. Они в твоем распоряжении. Гоняй по всем делам, чтобы волосы на голове задымились, пусть с потом из них дурь выходит. Они же бодричи… И… И весть пусти, что князь-воевода слуг помиловал, а боярам предательства не простил. Слуг и дворовых у бояр много. Они нам понадобятся…
Сфирка торопливо убежал, сам запыхавшийся и потный, но почти сразу же и вернулся. Лицо, обычно хитрое, как у лисы, совсем тучи мрачнее. Но Дражко от такого облика разведчика только просиял и усы расправил. Там, где следует быстро решать и так же быстро действовать, он себя лучше всего чувствует. А действовать уже надо в самом деле быстро и решительно. Ощущается приближение грозы. Не природной, небесной, от богов идущей, а человеческой. Она пострашнее бывает любой бури.
— Вестовой прибыл. Из догляда, что у посольского двора сидел. Говорит, герцог Гуннар сюда едет. Вместе со всеми своими дружинниками.