Прыжок тигра
Шрифт:
«Я бы их поубивал, чтоб не мучились» – Максим поднялся и поплелся к шкафу, взял свой рюкзак, заглянул внутрь. Все на месте, кроме денег, «грача» и документов. На шоколадный батончик, сухое печенье и початую бутылку воды никто не позарился. Он бросил рюкзак на полку и толкнул дверь в ванную, нашарил на стене выключатель и хлопнул ладонью по клавише.
– Красота-то какая, аж страшно, – осмотревшись, пробормотал он и потянулся к крану.
О чудо – здесь была горячая вода, несколько полотенец разного размера и безукоризненной чистоты, зубная паста, щетка в упаковке – все, что нужно усталому путнику.
– Как мало надо человеку
Глава 4
– Машину нашли вот здесь, – Большаков ткнул пальцем в пересечение двух улиц на карте города, – водительская дверь открыта, внутри все чисто. Мы обыскали окрестности, опросили торговцев ближайших магазинов и палаток, всех местных бомжей. По описаниям удалось установить, что Настю последний раз видели вот здесь, – палец пополз по карте правее и остановился возле скопления правильных прямоугольников и оврага.
– Какого черта она делала там? – ни к кому не обращаясь, спросил Рыжиков. Максим покосился на бизнесмена и в очередной раз поразился поразительному сходству внешности человека и его фамилии. Волосы, веснушки, оттенок кожи лица и рук и даже радужка глаз – все носило на себе отпечаток золотой осени. «В детстве, наверное, Рыжим дразнили». Максим снова посмотрел на карту. День, когда пропала дочь хозяина дома – Настя Рыжикова – они втроем пережили уже несколько раз подряд. Максим получил ответы на все свои вопросы – исчезла девочка, вместе с ней исчез водитель, опрос свидетелей и осмотр окрестностей не дали ничего. «Пробивка» звонков с сотовых телефонов пропавших тоже ничего не дала. Телефон Насти был отключен за час до ее исчезновения, последний звонок с мобильника водителя поступил на телефон Большакова, на входящие звонки он не ответил.
– Еще раз, – попросил Максим Рыжикова. Тот кивнул и махнул Большакову рукой – давай, мол, снова.
– Мне позвонил Антон, сказал, что Настя вышла купить журнал и долго не возвращается. Он обошел площадь, но Насти нигде не было. Я приехал минут через пятнадцать после его звонка, нашел пустую машину и позвонил остальным. Мы все вместе обошли все еще раз, добрались до оврага. Уже стемнело, мы продолжили поиски, прочесали гаражи, но никого не нашли. В полицию пока не обращались. Я уверен, что это похищение с целью выкупа, и считаю, что надо ждать звонка с требованиями. Они назовут сумму и место, мы подъедем и решим этот вопрос. Надо ждать. – Большаков замолк, глянул с ненавистью на Максима и отвернулся к окну.
– Прошло больше недели, а звонка от похитителей до сих пор нет, – сказал Максим задумчиво. – И я не думаю, что вы его дождетесь. Более того, я считаю, что время упущено. Этим людям не деньги нужны.
– А что тогда? Что им от меня нужно? – взвился Рыжиков, и Максим увидел красные с желтыми прожилками белки его глаз. Да, хреново выглядит господин директор «Стройсервиса». Понятное дело, третья ночь без сна.
– Все,
– Глупости! – встрял Большаков. – Ерунда все это. Деньги – вот их цель. Надо ждать.
– Ждите, – Максим уселся на стул верхом и положил подбородок на обитую светлой тканью спинку, – я вам указывать не могу.
Пауза затянулась. Большаков смотрел на хозяина, Рыжиков – на фотографию дочери на столе перед собой, а Максим в окно. Отсюда, с третьего этажа особняка, отлично просматривались крыши многоэтажек – дом Рыжикова находился в пригороде. Хозяин появлялся здесь редко, он постоянно обитал в городской квартире или в офисе на «объекте», стройке века – второй очереди ГАЭС. Выигранный подряд на строительство котлована сулил в будущем безбедную жизнь не одному поколению семейства Рыжиковых, да и в настоящем они не бедствовали. Настя была его единственным ребенком, и все дивиденды с нажитого непосильным трудом предназначались ей. Девочка исчезла несколько дней назад, и безутешный отец рвал и метал. Зазвонил мобильник, Рыжиков посмотрел на экран и взял телефон в руки.
– Да? Да, завтра. Главбуху отнеси, она в курсе, я ей звонил. А сам не соображаешь? Я за что тебе зарплату плачу? – рявкнул Рыжиков в трубку. Он орал еще с минуту или чуть больше, потом нажал «отбой».
– Придурки беспомощные, – пожаловался он Большакову, тот прогудел в ответ что-то сочувственное и предложил:
– Ну, хочешь, я туда съезжу, проконтролирую – как да что.
– Нет, ты мне здесь нужен. Сам поеду. А вы тут подумайте, что можно сделать.
– Мне на место надо съездить, посмотреть, – заявил Максим.
– Тебе сказано сто раз – я там был, прошел от площади через овраг и до гаражей два раза. Она там не появлялась, и водитель тоже, – не поворачивая головы, ответил Большаков.
– Хорошо, – согласился Максим. – Нет, так нет, как скажешь. А подруги, друзья, одноклассники – они что говорят?
– Ее в тот день после школы никто не видел, – хором отозвались Рыжиков и Большаков.
Разговор снова зашел в тупик, но Максим уже догадывался, каким будет следующий ход Рыжикова. И не ошибся – тот поерзал на стуле, порылся в ящиках стола, покрутил в руках дорогущий мобильник и, наконец, решился:
– Анатолий Дмитриевич, теперь ваша очередь раскрыть карты. Вот тезка ваш, – Рыжиков указал телефоном в сторону набычившегося Большакова, – вам все поведал, как на духу. Ваша очередь. Что привело вас в детдом, что вы там обнаружили? Поймите, если эта информация поможет мне найти Настю, отсюда вы выйдете очень богатым человеком. Очень богатым, – последние слова Рыжиков произнес так, словно говорил с умственно отсталым ребенком.
«Я тебе сам заплачу» – Максим выпрямился на стуле, побарабанил пальцами по деревянной спинке.
– Там ее нет. Я фотографии видел.
– Какие фотографии? Чьи? – не понял Рыжиков.
– Фотографии детей, девочек, от десяти до тринадцати лет. Мне была дана ориентировка на ребенка этого возраста. Я прикинулся клиентом, заплатил директору и получил портфолио детей, если это можно так назвать. Насти среди них нет, можете мне поверить, – пояснил Максим.
Рыжиков из его рассказа ничего не понял. Он беспомощно смотрел то на Большакова, то на свой мобильник, словно ждал звонка от сведущего в таких делах человека. Но выключенный телефон безмолвствовал, и Рыжикову стало страшно.