Прыжок в темноту(Из записок партизана)
Шрифт:
В дверь кто-то осторожно постучал. Громов оглянулся и только тут заметил, что они в доме одни с Ермилом. Не только Тарас, но и его мать куда-то вышли. Громов поднялся, толкнул рукой дверь, и в избу вошел человек в поношенной военной шинели, шапке-ушанке и сапогах.
— Извините, если побеспокоил, — вежливо сказал вошедший. Он представился: — Я политрук роты дятловского отряда Брагин.
— Очень рад с вами познакомиться, — сказал Громов. — Садитесь, пожалуйста. Как вы тут поживаете?
— Живем неплохо. Пришел с вами потолковать кое о чем, — ответил политрук и умолк, взглянув на Ермила.
Старик откашлялся, помедлил минутку, потом поднялся.
— Засиделся я у вас, пора и ко дворам, на печку кости греть, — сказал он, прощаясь.
Громов был рад приходу Брагина.
— Я здесь даже считаюсь комиссаром отряда, — начал Брагин, когда из избы вышел старик Ермил. — Но это, пожалуй, формально. Гришин не любит делить власть. И, надо сказать, очень ревнив в этом. Болезненно ревнив.
— Вы сами дятловский? — спросил Громов.
— Нет, я из окружения. В армии был командиром саперного взвода. А тут командую ротой. Хотя, по правде говоря, какая это рота? Всего тринадцать человек. Но уже хорошо то, что она вся состоит из солдат-окруженцев. Гришин, надо отдать ему должное, в свое время собрал этих окруженцев, приютил, накормил. Это были тяжелые для нас дни. Потом Гришин создал отряд.
Слушая, Громов внимательно смотрел на умное, озабоченное лицо Брагина. На лице его не было ни одной морщины, но голова вся седая.
Брагин продолжал!
— Сам по себе Гришин честный человек. И даже храбрый. Я видел его два раза в бою. Но уж очень он ограниченный. Отряд считает чем-то вроде колхоза, а себя, видимо, председателем. Название даже дал отряду «Вперед», как колхоз раньше именовался. До войны он кладовщиком работал тут.
Громов широко улыбнулся, заметив:
— Название хорошее. Только вперед-то у вас не получается.
— Вот в том-то и дело, — согласился Брагин, становясь все более озабоченным. — Гришин упоен своей дятловской славой. Отбили два нападения фашистов, а дальше хоть трава не расти. Сидим всю зиму. Местные люди поддерживают его. Правда, не все. Авторитет Гришина, между прочим, сильно пошатнулся после случая с вашими товарищами, когда они приходили к нам. Очень недовольны были люди, что Гришин отказался тогда идти в бой с вами вместе. Многие даже требовали собрание провести.
Попросив разрешения, Брагин закурил и предложил кисет Громову. В комнате, слабо освещенной коптилкой, было тихо. И только на полатях все еще раздавался могучий храп Лукояна.
— Я пришел к выводу, — начал Брагин, уже волнуясь, — что наше сидение в Дятлове переходит в преступление. Во всяком случае это верно по отношению к нам, военным окруженцам.
Громову нравился политрук. А тот, еще более волнуясь, спросил:
— Можете ли вы принять нашу группу к себе в отряд? За этим я и пришел к вам.
Громов ответил не сразу. Он подошел к столу, спичкой убрал нагар с коптилки, посмотрел на пузырек, много ли там керосина При близившись к Брагину, дружески положил ему руку на плечо и сказал:
— Очень хорошо было бы принять такую группу в отряд. Опытные воины, вооружены. Чего лучше? Но уходить вам от Гришина я не советую. Иначе отряд этот неизбежно распадется. А ведь война только начинается! Уже и теперь партизанское движение принимает огромный размах, но все же это только начало. Поэтому самый факт ликвидации хоть одного отряда немыслим. Так что надо укреплять отряд, делать его боевой единицей.
— Но Гришин…
— Надо с ним повозиться. Ведь вы сами говорите, что он честный человек, не трус.
Брагин задумался. Взглянув на него, Громов сказал:
— Между прочим, в Брянском лесу уже есть головной штаб. Он подчиняет все отряды. Я буду на днях там, поговорю.
Брагин уже прощался с Громовым, когда возвратились Тарас и Катя. Девушка по-прежнему стеснялась Громова, и тот начал шутить с ней, приглашал к себе в отряд.
В сенях послышались шаги. Догадавшись, что пришла мать, Тарас сказал:
— Сейчас будем ужинать, товарищ командир.
— Нет, его ждет папа ужинать, — сказала Катя и обернулась к Громову. — Хотите, я провожу вас?
Она с тревогой глядела на Громова, ожидая, что он ответит.
— Хорошо, Катя, — сказал он, улыбаясь. — Тарас поужинает с Лукояном, а я пойду к вам. Только провожать меня не нужно.
Катя бросила на смущенного Тараса торжествующий взгляд.
Ночью опять подморозило. Утром Громов распрощался с командиром дятловского отряда и вместе с товарищами отправился к себе. За околицей у пулеметов по-прежнему сидел Степка Крысин. Он еще не успел смениться. Увидев Громова с Лукояном, Степка озорно крикнул:
— Кто идет?
Лукоян замедлил шаг и тихо, чтобы не слышал командир, сказал начальнику поста:
— Глуп ты, братец, свыше всякой нормы.
Степка скорчил ему на прощанье рожу.
Подснежники не пахнут. И, несмотря на это, кто бы ни зашел в землянку, где жил Тарас, каждый тянулся к букету, стоявшему на столе в гильзе из-под артиллерийского снаряда. Уж очень необычно было видеть в прокопченной землянке первые цветы весны.
Постепенно все оживало. Снег растаял, и только в лесных оврагах лежал он, мокрый, серый, покрытый еловыми иголками. А по лесу нельзя было шагнуть — грязь непролазная. Но время брало свое. Лес пробуждался к жизни страстной ликующей песней птиц. Тысячи голосов сливались в сплошной звон, и лишь охотники на зорях без труда выделяли из этого звона хрипловатый голос вальдшнепа, низко тянувшего над лесом в поисках подруги…
Но и теперь, в дни бездорожья, партизаны не сидели сложа руки. Отряд «За Россию» готовился к новым предстоящим боям. Разведчики, подрывники, с трудом выбираясь из леса, несли мины к железным дорогам, вражеским складам, подползали к неприятельским штабам.
Однажды часов в десять утра, когда партизаны, разложив костры, сидели у землянок, в лагере появилась Катя. Поодаль от лагеря она бросила взмыленную лошадь и торопливо, почти бегом направилась к часовому.
— Лошадь совсем выбилась из сил, — с досадой сказала она. — Вязнет, останавливается.